Русские решают, что они хотят, и ставят нас в известность об этом. Они не приводят никаких обоснований своих решений, и у нас нет никакой реальной возможности обсудить их. Похоже, русские ожидают, что мы безоговорочно согласимся с любыми их решениями, и их совсем не заботит то, как эти самоуправные действия будут восприняты в США и как они повлияют на наши отношения[42]
.После Ялтинской конференции избранная Рузвельтом политика умиротворения беспокоила Гарримана еще сильнее, и тон его писем становился все более резким. В еще одной не отправленной Рузвельту записке он явно выражает свое разочарование бездействием президента. Советский Союз нарушал соглашение по Польше, и когда США не отступили, русские ответили тем же, рассчитывая, что американцы сдадут свои позиции. Поскольку великодушие со стороны США было расценено как проявление слабости, Гарриман писал, что пришло время «отказаться от политики умиротворения и установить наши отношения на основе прочных договоренностей»[43]
.Рекомендации Гарримана, вероятно, не возымели бы действия на Рузвельта, но к ним прислушался Стимсон. Военный министр много думал об организации международного контроля в области использования атомной энергии в послевоенном мире. Он пришел к выводу, что секрет атомной энергии не удастся долго скрывать от Советского Союза. Однако предостережения Гарримана заставили Стимсона дважды подумать о том, делиться ли с Советами секретом атомной бомбы. В конце декабря 1944 года он решил «не доверять им эту тайну», пока США не будут «уверены, что получат достойную награду» за свою откровенность[44]
.История Манхэттенского проекта также показывает, как активно Советский Союз занимался шпионской деятельностью. В апреле 1943 года Государственный комитет обороны начал работу по созданию советской атомной бомбы, и НКВД вместе с военной разведкой поручили своим агентам, в числе которых были Клаус Фукс, Дэвид Грингласс и Теодор Холл, собрать информацию о Манхэттенском проекте. Кроме того, в качестве связников были привлечены Гарри Голд и Юлиус Розенберг. Благодаря информации, полученной от этих шпионов, Сталин знал о бомбе. Он понимал, что Советский Союз должен вступить в войну до того, как американцы ее сбросят.
За два месяца, прошедшие после Ялтинской конференции, многое изменилось. Японцы потерпели поражение на Филиппинах, а в марте были уничтожены войска, защищавшие Иводзиму. Стратегическая авиация под командованием Кертиса Лемея безостановочно бомбила японские города. Американцы были готовы атаковать Окинаву – последнее препятствие на пути вторжения во внутренние территории Японии. В Европе союзники наступали на нацистскую Германию с запада и востока, но по мере приближения победы между СССР и западными державами усиливались разногласия из-за Польши и Восточной Европы. Черчилль негодовал, здоровье Рузвельта ухудшалось, а Сталин планировал следующий ход. Март подходил к концу, а апрель должен был принести крутые перемены.
Глава 2
Новые вызовы для Сталина, Трумэна и Хирохито
Первые перемены начались на Тихом океане. 1 апреля американские войска высадились на Окинаве, начав последний этап боевых действий, предшествовавший запланированному вторжению во внутренние территории Японии. 3 апреля Объединенный комитет начальников штабов официально поручил генералу Макартуру, главнокомандующему американскими войсками на Тихом океане, и адмиралу Честеру Нимицу, главнокомандующему Тихоокеанским флотом США и Тихоокеанской зоной, разработать план вторжения на Кюсю. 5 апреля в Москве Молотов уведомил посла Сато о том, что СССР не собирается возобновлять пакт о нейтралитете. В тот же самый день в Токио пало правительство Коисо, и 7 апреля барон Кантаро Судзуки сформировал новый кабинет министров, ставший последним правительством Японии военного времени. 12 апреля в Вашингтоне скончался Франклин Делано Рузвельт и к присяге был приведен 33-й президент США Гарри С. Трумэн. Над миром задули ветры перемен.