— Дал бы ты ему остыть, — сказал я, убирая садовые перчатки. — А будешь и дальше так трескать, испортишь свою мальчишечью фигуру, — принялся я его поддразнивать. Хеймитч по приезду из Капитолия демонстрировал прямо-таки волчий аппетит, как будто из голодного края вернулся, хотя кормили там до сих пор прилично, даже после войны. Лично я не возражал против всяческих кулинарных изысков. Но Хеймитч явно предпочитал кухню родного Дистрикта.
— Поешь с моё птифуров и улиток в винном соусе, так в жизни не откажешься от лишней порции рагу из белок и хлебушка с орехами, — ответил он, наморщив нос — видимо, при воспоминании об улитках.
— Ну, я вообще-то был там вместе с тобой, если ты не позабыл. Кстати, — вдруг припомнил я. — откуда тебе известно, как надо закатывать перец?
Хеймитч оторвался от своего занятия и изучающе воззрился на меня.
— И что тут сложного — добавляешь масла, да в банку закатываешь?
— Посложнее, чем ты думаешь! — сказал я придирчиво. — А если туда попадет какая зараза: или банка вздуется, или же все отравятся и заболеют.
Хеймитч лишь пожал плечами и продолжил обхаживать буханку хлеба. И тут на кухню явилась Китнисс, и метнула в Хеймитча острый как стальной клинок взгляд.
— Пит испек хлеб персонально для тебя, даже взбил масло. Все, что требуется от тебя — немножко обождать, — сказала она, доставая пакетик сушеных трав для заварки чая из кладовой. — И ты вообще-то прав. Капитолийская еда — то еще удовольствие. Не считая бараньего рагу, конечно.
Положив пакет на стол, она направилась ко мне и обвила меня руками за пояс, и подарила один из тех плавящих во мне все кости поцелуев, от которых я мог бы даже позабыть собственное имя. Сдавленный звук с другого конца кухни заставил нас разъединиться и рассмеяться, но вовсе не от смущения, как, видимо, предполагалось.
— Фу, ребята, не портите мне аппетит, — проворчал Хеймитч, прикрывая глаза в притворном негодовании.
— Не злись… Тебе и самому бы… не помешало… найти кого-то… для души, и не докапываться до нас, — выдавил я, не прекращая осыпать поцелуями щеки Китнисс. Она шлепнула меня слегка, но и это не могло меня остановить: целовать ее было в этот миг моим единственным и самым горячим желанием.
— Да ладно, ему бы пришлось принимать для такого дела ванную, — хохотнула Китнисс, пытаясь увернуться от моих губ, но явно не очень старательно. Мы уже оба расхохотались, а Хеймитч глядел на нас как на двух конченых придурков.
— Ванную и, наверно, глубокую очистку организма, — подлила масла в огонь Эффи, которая явилась в кухню со стороны парадной двери. — Как поживают сегодня мои голубки? — она расцеловала по очереди меня и Китнисс, и от запаха ее духов у меня защипало глаза.
— Что это за запах, Эффи? — выдавила Китнисс сдавленным голосом, пытаясь взмахом ладони очистить воздух возле нас.
Эффи подобралась и гордо вкинула подбородок.
— Это подарок Окли. Привез из своей последней командировки в Капитолий.
— Он вроде бы густоват, — сказала я, и потряс головой, чтобы выбить из ноздрей навязчивый запах. — То есть запах земли с легкой ноткой специй.
— Да точь в точь крысиная отрава, — не стал стесняться в выражениях Хеймитч, отламывая краюшку хлеба и отправляя ее в рот.
— Угомонись ты, ходячее недоразумение — зашипела на него Эффи. — Это такой милый подарок, и он, наверное, хотел им сказать…
— Тебе он тоже не понравился, верно? — воскликнула Китнисс, и я мог только вскинуть брови, глядя на Эффи.
По гладкой коже Эффи разлился заметный румянец.
— Ну, ради отношений приходится идти на компромиссы… — принялась вилять она, мы же едва ли не хором застонали.
— Китнисс, прошу, если я когда-нибудь куплю тебе нечто, что будет вонять как топливо для планолета, просто так мне и скажи, договорились? — попросил я.
Прильнув ко мне, она сжала меня покрепче.
— Конечно. Ты же знаешь — я не умею как следует врать.
— Топливо для планолетов еще цветочки по сравнению с тем, чем от тебя разит, — заметил нашей гостье Хеймитч, после чего Эффи утратила всякие остатки самообладания.
— Я хотя бы не воняю гусиным навозом! Когда в последний раз ты вообще умывался?
— К твоему сведению, я принимал ванную буквально на днях, — Хеймитч отмел ее обвинения высокомерным жестом. Эти двое и прежде могли перейти от цивилизованного общения к бурной перебранке довольно быстро. Но сегодня они определенно поставили в этом деле рекорд. — Во всяком случае, точно помню, как принимал душ в Капитолии — очень роскошный.
— А это, между прочим, было аж две недели назад, — сказал я, направляясь к столу, у которого околачивался Хеймитч. — А раз так, то духу твоего не будет рядом с хлебом. Не на моей кухне.
Хеймитч зарычал и подался назад, но перед этим успел отломить от буханки еще кусочек.
— Так, по-твоему, надо обращаться со своим старым ментором?
Эффи самодовольно любовалась с другого конца кухни, как Хеймитч ретируется через заднюю дверь.
Когда остальные буханки и кексы были вынуты из печи и поставлены остужаться, Китнисс потянула меня за руку.
— Пошли на свежий воздух. Погода просто отменная.