— Лишь об этом я и прошу, — она подставила лицо ветру. — У тебя прекрасное воображение. И у тебя будет прекрасная жизнь. Я это предчувствую, — она стала мерцать, и я, знавшая столько потерь, вовсе не хотела ее отпускать.
- Нет! — завопила я, хватаясь за ее тающую на глазах руку. — Не покидай меня! — молила я, чувствуя, что впадаю в истерику. Я сделаю все, что угодно. Останусь здесь. Пит поймет. Он ведь тоже может здесь поселиться, разве нет?
- Нет, — спокойно произнесла Прим, и моя истерика вдруг схлынула. — Это не для тебя. Твоя настоящая жизнь ждет тебя там, в реальности, там, где он. А это только место, где можно ненадолго остановиться и отдохнуть, — она встала передо мной на колени. — Ты меня любишь?
Я ахнула, слова вырвались прямо из моего живота, почти потонув в моих всхлипах.
— Да, ты же знаешь, люблю!
Выдержав мой пристальный взгляд глаза в глаза, и в ее голубых глазах было такое твердое выражение, какое я видела всего несколько раз в ее жизни. Это в ней еще только нарождалось — она стала бы сильной, если бы ей было позволено жить. Она несла бы в себе бесконечную доброту, щедрость и мужество. Она бы стала силой, с которой стоило считаться, и красотой, которую стоило бы созерцать.
— Живи, Китнисс. Просто живи.
И она растаяла, а я опять опустилась на дно мучительного сна, и ее слова все еще эхом отдавались в моих ушах.
XXX
Я внезапно села на постели, не в силах вздохнуть, чувствуя лишь руки Пита.
- Эй, все нормально, я здесь, — промурлыкал он нежно. Его тело благоухало озером: зеленью стрелолиста и потом и всем, что мы исторгли из себя, занимаясь в ночи любовью. При мысли об этом мое бешено стучащее сердце стало успокаиваться, и я ощутила внутри тепло.
— Это был не кошмар, — прошептала я, прижимаясь к его шее, сжимая его в объятьях.
Пит отпрянул в замешательстве.
— Ты бормотала во сне и все никак не могла проснуться, хотя я и пытался тебя растолкать, но не смог.
- Пит, это был не кошмар. Просто сон, и он был прекрасен, — сказала я и всхлипнула, уткнувшись ему в грудь.
Пит провел рукой по моим растрепанным волосам.
— Мне тоже снился сон.
Теперь уже я отпрянула, удивленная и растерянная.
— В самом деле?
— Ага. Мне снился мой отец. Мы с ним поговорили. И это было… очень славно, — прошептал Пит меланхолично, и мне было понятно — откуда эта грусть.
— Тяжело потом их отпускать, да?
— Возможно, но я не думаю… что они хотят, чтобы мы их отпускали, Китнисс. Хотя это все и в моей голове, но это выглядит таким реальным, что я порой задумываюсь, а не может ли быть так, что они нас видят и пытаются о нас заботиться. Они не хотят, чтобы мы забывали.
Я кивнула.
— Не знаю, как тут ответить. Знаю только, что никогда я их не забуду. У меня распирает сердце, когда я вижу во сне Финника, а теперь еще и Прим, — потянувшись к его губам, я его поцеловала, и мое сердце наполнилось благодарность за все, что у меня есть. За все, чего я только могла желать. - Пит, думаю, я готова.
— К чему, жена? — он улыбнулся, глядя на меня сверху-вниз.
— К тому, чтобы добавить в нашу Книгу Памяти и Прим.
— Уверена? — спросил он необычным голосом.
- Да, — сказала я с неожиданной убежденностью. — Мы запечатаем страницы соленой водой и пообещаем всем им, что будем жить хорошо, чтобы их смерть не стала напрасной.
— Ладно, — прошептал он тихо.
Я погрузилась в тепло его сильных рук, которые, как и прежде, дарили мне чувство безопасности, какого больше не дарил никто. Эти руки отгоняли мои кошмары и мрачные воспоминания, и взамен дарили мне надежду и обновление. Мы с ним прошли через самые ужасные испытания, которые только могут выпасть на долю человека, и в итоге мы сами, наши семьи, и все другие Победители — все стали игрушками в руках злой судьбы, которая, наигравшись, отшвырнула нас прочь — хорошо, если живыми — и выкарабкивайтесь кто как может.
Меня утешала мысль, что я неотделима и от прошлого, ото всех людей: своих родителей, бабушек с дедушками, и от их предков, тех, кто жил еще до Темных Дней, и что нас с ними связывают вовсе не Игры, а любовь — ведь именно она всех нас произвела на свет в начале времен. И я была частью этой неразрывной цепи, и что мне суждено ее продлить в будущем — и она будет тянуться дальше, туда, где я уже не смогу ее видеть. Это и утешало, и пугало меня, как и слова Прим о том, что есть силы, которые много могущественнее нас, и наши действия лишь отчасти могут на них повлиять. Но я была полна решимости попробовать, ради них, ради Пита и, в конце концов, ради себя самой, чтобы почтить их тем, как я живу, даже если сейчас мы были гораздо сильней надломлены, чем прежде. Страх никогда не исчезнет — даже сейчас у меня сжималось от него что-то в животе, так, что меня даже мутило. Но Прим просила меня попытаться, и я должна была сдержать данное ей обещание.
Я взглянула вверх, и отыскала глазами в неверном свете погруженной в темноту комнаты сонный взгляд Пита.