И в его словах было столько нежности, что я не устояла против искушения обнять его и тихонько поцеловать. Когда же я взяла трубку, моя мать на том конце провода уже вовсю всхлипывала, не в силах справиться со слезами:
— Теперь я знаю, что о тебе теперь есть кому позаботиться. Он ведь любил тебя всю свою жизнь, — я была оглушена ее реакцией и невольно задалась вопросом: плачет ли она оттого, что верит в то, что я буду счастлива, или оттого, что вспоминает о своем ярком, но коротком семейном счастье с моим отцом.
— Прим была бы так бесконечно за тебя рада, Китнисс. Я знаю, она гордилась бы тем, что есть теперь у тебя и Пита. Моя дорогая Прим! Она была такая романтичная, ты же знаешь, — тут уже и я не смогла сдержать слез и остаток нашего разговора был бесконечным плачем о Прим, и новость о моей помолвке затерялась на фоне нашей скорби. Она должна была бы присутствовать и на обряде поджаривания хлеба, и на подписании брачного свидетельства. Она бы помогала надеть мне свадебное платье, заколоть волосы, выбрать ночную рубашку на первую брачную ночь. Когда я положила трубку на рычаг, внутри меня разверзлась сосущая, болезненная яма, и я немедленно отправилась в постель. Всю ночь мне снились пропитанные кровью свадебные платья и горящие заживо маленькие девочки, а на следующий день я физически не смогла встать с кровати. После того, как я целый день пролежала, бездумно пялясь в одну точку, где-то в районе оконной занавески, терпение Пита лопнуло. И он забрался ко мне в постель, как был, в одежде и обуви, чтобы уговорить меня вернуться в мир живых.
— Не надо так, Китнисс. Ты очень мне нужна. Пожалуйста, пойдем со мной на кухню, — печально умолял он. Я встала лишь потому, что его исполненное паники лицо заставило меня почувствовать жалость к кому-то другому кроме себя самой.
Но и это прошло, и вскоре я отдалась суматохе последних приготовлений перед открытием пекарни. А Дистрикт Двенадцать так же суматошно готовился к Празднику Урожая. Мы вообще-то хотели открыться в начале ноября, но имело смысл поторопиться, ведь каждая семья хотела купить побольше, в том числе и выпечки, по такому случаю. Раньше праздник становился поводом для семьи и друзей провести вечер вместе за накрытым столом, если было что на него накрыть. Двери украшали кукурузными початками и пожелтевшими листьями, и даже самые бедные семьи умудрялись наскрести к празднику муки и масла, чтобы испечь тяжелый пресный хлеб, типичный для Двенадцатого. Обычно за праздничным столом звучали песни, музыка, если было кому играть и петь и никого из детей не забрали на Жатве. Это был один из немногих праздников, где люди и впрямь предавались веселью.
Но я и думать забыла о празднике за всеми текущими хлопотами, и даже удивилась, когда Эффи вечером пригласила нас к себе домой. Я даже и не сразу поняла, отчего она выбрала именно это вечер из всех прочих вечеров, и лишь потом сообразила, что, должно быть, не только в нашем Дистрикте исстари отмечали окончания сбора урожая. Поскольку раньше обмен информацией между территориями страны был под строжайшим запретом, я лишь сейчас стала понимать, как много у нас было общего, и вновь — хотя случалось это крайне редко — испытала гордость за то, что была Сойкой-Пересмешницей. Я не допускала для себя мысли, что все ужасные страдания и пролитая кровь были не напрасны. Но порой была вынуждена признать, что как для Панема, так и с течением времени для Пита и для меня, жизнь становилась определённо лучше.
Более того, дела шли настолько хорошо, что мой природный инстинкт и склонная к пессимизму натура хором вопили: все слишком хорошо, чтобы это было по-настоящему. И, как назло, они оказались правы.
========== Глава 25: Папарацци ==========
Отделка обновленного здания пекарни была почти завершена, в том числе — в маленькой квартирке над лестницей, и хотя я не стала тратить время на украшательство, я постаралась позаботиться о том, чтобы все необходимое для жизни, хотя бы для временного пребывания, там было. Сравнительно большое помещение, помимо гостиной и кухни состоявшее еще из трех спален, казалось мне довольно чудным. Комнаты были в сравнении с домами в Деревне Победителей крохотными. И две из трех мы пока заперли, потому как просто не успели их толком обставить. В небольшом кухонном уголке нашлось место для стола на шесть персон, но вместо стульев нам пока служила приделанная к стене длинная скамейка с желто-голубой обивкой.