Good Again (СИ)

Мы так и лежали, припаявшись друг к другу, и я остро чувствовала, как сильно он сейчас мне нужен. Я запустила пальцы ему в волосы, и, когда он чуть отпрянул, облизала губы и призывно наклонила голову. И он как всегда сразу прочел мои намерения и потянулся, чтобы меня поцеловать: сначала нежно, прижимаясь ко мне едва открытыми губами, поглаживая мои губы языком, прежде чем скользнуть в мой рот. Я радостно раскрылась перед ним и поцеловала его с жаром, смакуя такой знакомый вкус. Мы оба были измучены, угрюмы, и эти наши поцелуи были для нас всегда подобны очищению палитры, которую надо протереть мягкой ветошью, чтобы смазанные, изгаженные цвета снова стали свежими.

Пит вдруг отстранился, потянулся за своим протезом, и, быстро его закрепив, перевернул меня на спину. Теперь его губы уже не ласкали, а атаковали мой рот, руки теребили ткань ночной рубашки, задирая её выше талии. Моя грудь стала высоко вздыматься от резкого выброса в кровь адреналина. Это было отнюдь не игривым исследованием желанного тела, и даже не взрывом кипящей страсти. Это было сродни удовлетворению базовой, животной потребности, наряду со сном и пищей. Нам нужно было искать и находить друг друга, чтобы напомнить самим себе, что мы не одиноки, чтобы наполнить пустоту гнетущей реальности, в которой кое-что для нас не изменится уже никогда. Каждое наше движение было сродни крику: Но у меня ведь все-таки есть ты, ведь правда? Во всем этом было нечто большее, чем секс — необходимость, утешение, самоутверждение.

Я стянула с него штаны и схватила за ягодицы, пытаясь привлечь его к себе, в то время как он уже сдирал с меня рубашку через голову. Он яростно набросился на мои трусики и в нетерпении сорвал их с меня — ошметки полетели куда-то на пол. В этот момент я была даже рада, что не была особо к ним привязана. Взяв себя в руки, он нацелился на мою щель, и пристально смотрел мне в глаза, и взгляд его заметно потемнел и вспыхнул, как тлеющие угли, когда он ворвался в меня, заставив меня громко вскрикнуть. Я не была еще вполне готова к его проникновению, оно причинило мне боль, но я не стала обращаться внимания. Он встал на корточки, схватив меня своими большими руками за бедра, и ожесточенно дернул меня к себе, заставив меня дугой выгибать спину, когда он снова и снова пронзал меня.

Не сводя глаз с моего лица, он закусил губу, но с них все равно срывалось моё имя вперемешку с другими — смазанными, неразборчивыми словами и звуками. Мои маленькие, ничем не сдерживаемые груди так и подпрыгивали от его напора. Схватившись за заднюю часть моих бедер, он едва не сложил меня пополам, прижав мои колени к плечам, так что я оказалась совершенно открыта его бешеным толчкам. Он снова закусил губу, чтобы сдержать ругательства, которые сами собой рвались наружу, каждый раз, когда он в меня врезался. Вскоре я с шумом к нему присоединилась, схватившись руками за железные прутья в изголовье кровати, а он продолжал в меня погружаться, капли пота уже вовсю блестели у него на лбу, стекали по бровям, на щеки. Ему не было удержу, я не могла его контролировать, да, честно говоря, и не хотела. Отдалась ему без остатка. Он потянулся туда, где мы соединялись и нащупал местечко, в котором, он знал, прячется мой оргазм, и от его прикосновений тугой гудящий узел набух у меня в животе.

— Кончи для меня, — приказал он, и я так и сделала: кончила самым диким, примитивным образом, едва ли в состоянии выдавить среди протяжных стонов его имя. Ощутив мой спазм, он еще сильнее, быстрее задвигался и лихорадочно забился, тоже кончая, изливая себя внутрь моего тела. И он рассыпался на мне и взруг обмяк, придавив меня к матрасу.

Несколько минут мы просто лежали, пытаясь восстановить дыхание. Пит повернулся, чтобы снять протез, и вновь ко мне прижался, теперь уже со спины. Мы оба так свыклись с этой позой, знакомой нам еще с тех самых давних совместных, наполненных ужасами ночей, когда нам обоим грозила почти что неминуемая смерть. И все же, несмотря на мрак, с которым была связана эта ужасная потребность сплетаться руками и ногами, это был и наш неминуемый «базис-ноль», к которому мы все равно приходили каждую ночь, когда спали вместе. Ибо, как я теперь поняла, хотя Игр больше и не существовало, но все равно удача вечно была не на нашей стороне, и нам все равно все время приходилось бороться с обстоятельствами и их преодолевать.

В этой квартире была какая-то совсем другая тишина. Сюда доносилось тихое урчанье холодильников на первом этаже. Сквозь занавески пробивался свет уличного фонаря на углу. Я все ее могла различить и далекие шумы ночного леса, но они были заметно тише, чем в Деревне. Когда в первую ночь здесь я обнаружила, до чего же мне их хватает, я в поисках успокоения прижалась к груди Пита из заснула под стук его сердца. Но на вторую ночь я уже стала привыкать и сочла, что урчание холодильника тоже успокаивает.

— Тут такая мягкая кровать, — пробормотала я, блуждая между сном и явью.

Пит, видимо, уже дремал, и только хмыкнул в знак согласия.