Good Again (СИ)

— Ну, в общем, да, причем любая их часть. Мы съели половину твоего хлеба накануне, а то, что оставалось, прикончили в тот вечер с салатом из одуванчиков. Тогда я и решила, что все должно снова наладиться. Что я буду охотиться и собирать растения и мы не будем больше голодать, — я замолчала, а Пит замер, держась за меня, и терпеливо ждал, пока я продолжу. — И я всегда видела тебя в этом цветке. Он означал для меня надежду. Что жизнь продолжается, как бы велики ни были наши потери. Что все снова может быть хорошо. Я тогда этого еще до конца не понимала. Но зато понимаю теперь, — потянув его за обе руки, я постаралась, чтобы они тесней меня обняли. — И как ты любишь оранжевый закат, так я люблю желтые одуванчики, — мой голос дрогнул, но я заставила себя договорить. — Спасибо тебе за хлеб, который дал мне дожить до этого дня, и быть с тобой, за наш дом, пекарню, за все остальное, то у нас есть, — я улыбалась, говоря это.

Пит слегка повернул меня к себе и поцеловал одним из тех глубоких, обезоруживающих поцелуев, какими мог целовать меня лишь он.

— О, как я хотел бы снова сделать тебе предложение сейчас, еще раз.

В ответ я улыбнулась.

— А смысл? Ответ был бы все тот же.

Он развернул меня к себе, и я оказалась на нем верхом. Оплела руками его шею, и мы вновь поцеловались, и голод, только наш с ним голод, снова стал невыносим, угрожая поглотить нас без остатка. Я поняла, что никогда не устану от ощущения его губ на моих губах, от прикосновения его больших ладоней, и от его объятий, в которых я всегда могла найти надежное убежище. Мы не вылезали из ванной до тех пор, пока вода полностью не остыла. Впрочем, когда мы, наконец, закончили, большая часть воды уже выплеснулась из ванной и утекла в сливное отверстие в полу. Усталые и сытые любовью, мы оба с ним забылись безмятежным сном.

________________________

*Диспенсер — оборудование для распределения чего-либо. А похожую на описываемую здесь систему управления очередью удалось обнаружить не просто в Сети, а в свободной продаже. Эта, правда, работает от электричества и оснащена дисплеем. Зато, как и в данной главе, с красным раздатчиком номеров. Слоган соответствующий «Никто не ждет в очереди, Никого не вызывают голосом, Никакого хаоса вокруг прилавка». Подробнее на: http://ru.aliexpress.com/store/product/Ticket-dispenser-queue-management-queuing-solution-keypad-with-digital-number-display/211437_32258046811.html

========== Глава 26: Торжественное открытие (POV Пит) ==========

Все происходит так, как будто не было в моей жизни никаких Голодных Игр. В воздухе висит кисловатый запах дрожжей вперемешку со сладким — ванили и сахара. Когда я спускаюсь вниз, еще темно, и я стараюсь ступать только там, где давно знакомые ступеньки не скрипят. Отец уже за работой, и я направляюсь прямиком к противням с заготовками для хлеба, чтобы ему помочь, но он меня останавливает:

- Нет, Пит, сперва поешь.

Я неуверенно сажусь на скамью, а он тащит заготовки в печь. Меня ждет там миска с двумя яичными желтками, сахар, стакан молока, малюсенький кусочек темного шоколада и тонкая палочка ванили. От потрясения у меня кружится голова — яйца в пекарне всегда на вес золота, мы крайне редко можем позволить их себе. Даже не верится, что он мог оставить сразу пару для меня.

— Папа?

Он усмехается, и его голубые глаза блестят, когда он ерошит мне волосы.

— Ты так замотался со своей новой пекарней, что забыл про собственный День рождения, — взяв миску с желтками, он начинает, подсыпая к ним сахар, взбивать их вилкой, пока они не превращаются в однородную светло-желтую массу. — Но родители не забывают такие дни, — он улыбается мне снисходительно и, вылив в смесь две столовых ложки теплого молока и добавив чуточку тертой ванили, продолжает взбивать, пока от одного дивного запаха у меня не начинают течь слюнки. Осторожно вынув вилку, он венчает свое творение кусочком шоколада и передает миску мне.

Кончиком ложки я осторожно зачерпываю лакомство и подношу его к губам. Еще даже не попробовав, я уже понимаю, каким вкусным, вязким, невероятным оно окажется. На зубах скрипит одна единственная нерастворившаяся крупица сахара, и тут же ее затмевает ваниль. Этот удивительный, такой редкий на нашем столе десерт мы обычно делим на четверых (мама никогда не простила бы нас за то, что мы переводим яйца, и с ней мы, само собой, не делимся). Сейчас мне стыдно, что я трескаю все в одну глотку, так что, черпнув еще разок, я подношу полную ложку и к папиным губам. Он мотает головой, но я настаиваю, и он уступает. И на его лице отражается чистейшее блаженство. Мы едим на пару с ним, пока, отложив ложку, я не принимаюсь подчищать края миски пальцами, чтобы слизать остатки, но папа лишь усмехается такой детской непосредственности.

Когда же я отодвигаю миску в сторону, он берет мое лицо обеими своими огромными мозолистыми ладонями.

— Я горжусь тобой, сын.