Корзины уже стояли в ожидании свежей выпечки, и я стал вытаскивать противни, чтобы к открытию у нас были свежие печенья, маффины и пироги. Надев толстые пекарские рукавицы, я достал из печи первую партию хлеба, а Астер молча пособил мне это сделать, взявшись за другой край противня, и мы вместе понесли их остывать. Меня вдруг накрыло внезапное воспоминание о том, как мой отец вот так, стоя рядом, помогал вынимать закладку из печи, и вообще запах свежевыпеченного хлеба был для меня неразрывно связан с ним. Каждый раз взглянув на меня своими голубыми глазами, которые он по наследству передал и мне, он не упускал случая улыбнуться мне своей особенной улыбкой. Порой она пряталась в морщинках возле его глаз, но она была там всегда — как будто бы он всегда был рад меня видеть. Он был приветлив и с моими братьями — такой уж это был широкой души человек, но порой мне казалось, что именно бок о бок со мной ему приятнее всего работать в пекарне. И я тоже обожал трудиться на пару с отцом. Если я ошибался, он только и говорил, что: «Все в порядке, Пит. Ну, ошибся. Но только так можно достигнуть мастерства», — и терпеливо ждал, пока я исправлюсь.
Подобные мысли могли бы меня подкосить, но после того. что мне нынче приснилось, я был рад любому воспоминанию о них, ведь они служили подтверждением тому, что моя погибшая семья все еще была со мной. Вчера, потолковав с Хеймитчем, я был как на иголках, но нынче я был исполнен удивительного внутреннего спокойствия, какого мне не доводилось ощущать с момента отъезда на Игры. Прежде эти островки внутренней решимости, в которые я был в ладу с собой, были всегда связаны с Китнисс, но теперь у меня было и еще нечто, что я считал бесценным, и я благодарил отца и за этот дар.
Постукивание с черного хода вернуло меня на грешную землю. И я открыл дверь, чтобы обнаружить на пороге Эффи, стучащую зубами от холода. Она сама настояла на том, чтобы помогать нам в пекарне перед открытием, отметя все попытки ее отговорить от столь раннего подъема, но все же я удивился ее появлению. Она меж тем сняла толстое, отороченное мехом зимнее пальто и водрузила его на вешалку в конторе.
— В Капитолии зимой потеплее будет! — воскликнула она, обратив все внимание на меня. — Что я должна сделать в первую очередь, сэр?
Я лишь затряс головой. Я и впрямь ненавидел, когда меня так звали.
— Можно начать со столиков для посетителей — спустить с них стулья и еще раз протереть.
Она кивнула, взяла из шкафа фартук и салфетки и приступила к работе.
Я стал раскладывать сладкие рогалики, а Астер — свежие батоны на полке за прилавком. И тут меня сзади вдруг обвила пара тонких девичьих рук. Как обычно я едва не подпрыгнул от неожиданности. Хотя сразу догадался, кто это был.
— Ты меня как-нибудь до инфаркта доведешь, — усмехнулся я.
— Это еще почему? Кто к тебе подкрадывается кроме меня? — замурлыкала Китнисс, зарываясь носом в складки рубахи на моей спине и глубоко вдыхая. — Отчего ты меня не разбудил?
Я покачал головой.
— Ты так сладко спала, и никаких кошмаров. Я не хотел тебя будить.
— Так нечестно. Я же должна тебе помогать, — сказав это, она пристроилась рядом и стала сортировать остальную выпечку, прежде чем разложить ее в витрину. Когда она обернулась, я разглядел у нее под глазами темные круги — следы всего того же беспокойства.
— Китнисс, у нас все под контролем. Не переживай. Даже Эффи здесь, в столь непривычно ранний для неё час, — я снова рассмеялся, кивнув на нашу бывшую сопровождающую.
Та, хоть и была одета безупречно, но явно уже вымоталась и двигалась как в замедленной съемке. Она нам тоже мило улыбнулась, но явно была не настроена на разговоры. Бедняжка. Китнисс отложила корзину и шагнула к Эффи. И неожиданно ее приобняла.
— Спасибо, — сказала она. Лицо Эффи озарилось от приятного удивления, и она в ответ просияла. Обычно выражения чувств от Китнисс не дождешься, и тут было чему удивиться.
Когда моя любовь вернулась за прилавок, я привлек ее к себе и поцеловал. Почувствовав, как она слегка дрожит, я не на шутку встревожился.
— Что не так?
— Ничего, правда, — ее ответ определённо ничего не объяснял.
— Ну же, скажи мне, — настаивал я.
Она вздохнула.
— Я нервничаю, вот и все. Мой единственный конек — охота. А как обслуживать людей, печь, вести бизнес я и понятия не имею. Да и особо дружелюбной меня не назовешь. Ты же знаешь, — она смущенно смолкла.
Ее ранимость совершенно меня обезоружила, и я погладил ее по щеке.
— Тебе не о чем волноваться. Мы втроем будем здесь заниматься покупателями, а тебе надо будет только прибираться на кухне и следить за таймером на печке. Все будет хорошо, я обещаю.
Они кивнула и посмотрела на настенные часы.
— Так мы уже готовы?
— Как никогда.