И лишь тогда я понимаю, как странно все, что происходит, и что в моем нынешнем мире его на самом деле больше нет. Я льну к нему и обнимаю со всей силы, и он стискивает меня у широкой груди. Невыносимая печаль давит мне сердце железными тисками, оттого, что я знаю — мое видение вот-вот растает. Я сжимаю его спину как только могу крепко, все еще ощущая вкус яичного крема на языке.
— Я так скучаю по тебе, пап, — шепчу я в его грудь.
Он отстраняется, чтобы взглянуть на меня глазами столь сияющими, что в них будто собрался весь свет подлунного мира, чтобы согреть мне душу.
— Я знаю. Но мы всегда здесь, — Мои братья, Рай и Банник, тоже возникают за моей спиной, прочные и бестелесные в одно и то же время, их руки ложатся мне на плечи, треплют мне кудри. Я чувствую легчайшее прикосновение к щеке и замечаю руку матери, парящую надо мной и на лице у нее такое необычное для нее довольное выражение. Я уже не в силах сдержаться и вовсю рыдаю, обнимаю по очереди каждого из них. Так же внезапно, как появились, они начинают таять в воздухе, и вот уже все, что я могу ощутить — это лишь клочья влажного тумана. И мне безумно хочется задержать их хоть на миг, чтобы тупая, которая всегда теперь пульсирует в моей груди, хоть ненадолго отступила. Папа, прежде чем тоже утратить свою телесность, улыбается мне той улыбкой, которую он приберегал специально для меня.
— Не волнуйся, Пит. Мы всегда будем рядом с тобой.
Я резко распахнул глаза, и мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, где я. Я в замешательстве глядел на очертания стропил на потолке, на темень вокруг, видение все еще меня не отпускало. Пошарив рукой по простыням, я нащупал её нежную голую ляжку и сразу вернулся в реальность. Я был в квартирке над пекарней, в постели с моей любимой женщиной. Я притянул Китнисс с себе и ее слабый стон был единственной реакцией на мои движения, она тут же снова крепко заснула. Я все еще чувствовал во рту вкус ванили и сахара, ощущал теплую грудь отца, и ворошащие мне волосы пальцы. И я пытался ухватиться за краешек этих ощущений, чтобы не дать убийственному потоку горя, сметающему все на своем пути, затопить меня. Мне вдруг вспомнилось, как Китнисс изо всех сил пыталась объяснить мне то, что она увидела во сне, когда описывала сон о Финнике — и на один краткий безумный миг я ощутил желание вообще никогда больше не просыпаться. Я попытался запечатать все эти образы в сознании — миску с кремом, руку матери на щеке, похлопывания Рая и Банника по моему плечу. Я знал, что нужно хотя бы сделать наброски, пока время не исказило их черты.
Ночь выдалась холодной, мы с Китнисс поначалу облачились в теплые пижамы, но после кувырканий в ванной мы оба были так измотаны, что сил хватило только заползти в кровать. Вместо того, чтобы одеваться, мы просто накрылись еще одним тяжелым одеялом и грелись под ним друг о друга. Но я уже больше не мог спать и, стоило мне выбрался из постели, я тут же задрожал от холода и вынужден был быстро натягивать на себя что ни попадя лишь бы согреться. Китнисс на своей стороне кровати видела уже десятый сон, и лежала так тихо, что только тихое сопение выдавало ее присутствие. Меньше всего мне хотелось ее будить. Поэтому я отключил будильник — на часах было уже почти три утра — и осторожно поправив на ней одеяло, пошел в пустующую комнату.
Я начал с портрета моего отца и делал набросок за наброском — образы так и рвались на бумагу. Страстное желание Китнисс запечатлеть увиденное во сне стало теперь и моим желанием, ибо я не доверял своей коварной памяти. Прошло не меньше часа, прежде чем я опустил карандаш, довольный результатами своих усилий. Пересмотрев наброски, я понял, что отец был прав: я снова смогу их увидеть — как только захочу. Я уже знал, за что возьмусь в своей мастерской, когда я все-таки вернусь в Деревню Победителей.
***
Когда я спустился на кухню, Астер уже вкалывал вовсю. Его смена началась еще в три часа. Он разжег печи, замесил тесто и уж даже сделал первую закладку. Я поприветствовал его взмахом руки и он мне улыбнулся. Он был серьезный парень, мой ровесник, но все-таки называл меня «сэр», и я этого терпеть не мог — сложись все иначе, и мы бы вместе окончили школу. Мы бы гоняли с ним мяч, боролись или просто зависали где-нибудь, хотя на самом деле в нашей прежней жизни дети Торговцев редко пересекались с детьми из Шлака. Однако, в нынешней реальности, все было по-другому и мы вполне могли бы стать друзьями. Я мысленно отметил: напомнить ему больше так меня не называть.