Гор

Писал тайком слуга, веря, что его бывший господин всё ещё часть семьи. Только это давно не так. С первого ли отцовского «я разочарован», или же с пощечины, когда ещё мальчишкой Тодо сказал, что не желает следовать пути воина. А возможно с момента, как переступила нога порог, покидая отчий дом, направляясь в храм.

Смиренное прощание с матерью, не снимающей траура который год.

— Ты всегда был с изъяном, но теперь уж поздно жалеть. Ступай с миром.

Поклон разразившемуся бранью и проклятиями отцу.

— Щенок. Выпороть бы тебя до полусмерти. Чтоб кровавые слезы выступили и кости затрещали. И чтоб даже пикнуть не смел не то, что позорить семью. Да у матери сердце не выдержит.

И ни одного письма с тех пор, ни одного ответа. Вычеркнут и забыт. Неправильный сын, пропащий сын.

«Надеюсь, у вас всё хорошо, добрый господин. Пришлите мне весточку. Братьям вашим я говорить ничего не стану. Не держите на них зла. Упрямые они да гордые. Такова их натура. Будьте здоровы, добрый господин, а я помолюсь за вас».

Глядят старшие братья с презрением, плюют вслед:

— Лучше б в детских летах помер.

— Что, братец, небось рад радёшенек, что отца огорчил? Кровь ему попортил.

— Даже не смей возвращаться, жалкий трус.

Но то не ранит.

— Учитель Тодо? — он моргает.

Ребёнок же ставит тарелочку с соленными сливами и миску бульона.

— Вот, вам добавка, — кривой клык, крупинка родинки под правым глазом.

Прячет письмо за пазуху Тодо. Обсидиан очей полон сдержанной благодарности.

— Ты уже ел?

— Нет, — улыбка расползается. Бескрайни туманные леса, невозможны как и песни, обитающие в детской узкой груди. — Но могу с вами поесть. Позволите?

— Позволю.

***

Канарейка вырывается из клетки. Успевает вкусить неба, прежде чем сокол запирает её в клети когтей. Идет охота на землях Иссу, лает псами.

Старается держаться позади отряда княжич. Благо отец слишком увлечен, благо фаворит увлечен не меньше, благо людей они с собой всегда берут мало, презирая показательную пышность традиционной охоты.

Дичь должна пасть от руки охотника. Безутешно мечась в агонии, безуспешно ища спасения. Вой собак — взят след. Несутся кони.

Мальчик тщательно подгадывает момент. Не выдавая своего замысла, спешит со всеми по извилистой тропе, пересекает каменистый ручей. След ведет выше по склону, петляя меж валунами, укрытыми мхом. Заросли папоротника, ковер жухлой листвы. Сети корней укрывают овраг ажурной крышей.

— Тшш, Метель, — шепчет коню княжич, натянув поводья.

Ласково чешет по шее, напряженно наблюдая за тем, как последний слуга спускается в овраг. Прислушивается. Не поднимется ли крик, не раздастся ли зов. Но лишь лают псы да шелестят кроны, и трещит кора.

— Пошел, — разворачивает коня мальчик. Заметят ли? И как скоро?

Охотничий рог разражается вибрирующим стоном. Грустная улыбка. Кто-то всё же заметил, но не потерю княжича, а дичь. Теперь они оторвутся от неё нескоро: будут играть, пока жертва не выбьется из сил. Может, даже поверят, что ненароком отстал и заплутал.

Пустынные дороги кривятся миражами. Раскинулись заливные луга, волнуются травами, искрятся бликами. Широко течет река, глубоко течет, спускаясь с гор. Ребёнок ждет под деревом. Укрывшись в тени, разглядывает кузнечика, что притаился на бугристом стволе, но стоит раздаться ржанию, вмиг вскакивает.

Всадник на пегом коне стремительно приближается, и ребёнок жмурится, а в груди так горячо, так полно, так бесстыдно хорошо.

— Юный господин, — улыбка выскальзывает сквозь пальцы, когда конь останавливается. Встряхивает дымчатой гривой, заставляя попятиться.

Переводит дух княжич. Парят стрекозы по освежающей синеве его одежд, косы рассыпались по плечам, азартный румянец обласкал щеки. Стрелы в колчане, лук через плечо, меч на поясе.

— Тебя не хватятся?

— Нет, юный господин, — лисья хитрость распушает хвост. — Я отпросился у тетушки в город.

— Хорошо. Ты когда-нибудь ездил верхом?

Ребёнок качает головой. Опасливо сделав шажок к коню, протягивает руку, позволяя обнюхать ладонь. Прежде чем с затаенным дыханием касается носа, хихикает от ощущения волосков на серо-розоватой коже.

— Что вы, юный господин. Ни разу.

— Только не бойся, — предупреждает княжич, наклонившись. Горячая кожа, шершавость мозолей, длинные пальцы. Держат крепко. И ребёнок с внутренним трепетом замечает, сколь мала его ладонь по сравнению с ладонью мальчика. — Я тебя подтяну, а ты схватись за седло, обопрись ногой на стремя, вторую перекинь через спину коня. Понял?