Я считаю, чего мы больше всего боимся обнаружить в разуме, равному нашему, но принадлежащему иному виду, это то, что он увидит нас в истинном свете и найдет недостойными и с отвращением отвернется. Что контакт с иным разумом уничтожит наше самодовольное чувство значимости. Нам придется наконец осознать, какие мы на самом деле – и какой ущерб причинили своему дому. Однако такая конфронтация, возможно, станет для нас единственным спасением. Единственным, что позволит нам осознать нашу близорукость, нашу жестокость и нашу глупость – и измениться.
ЭВРИМ СТОЯЛ НАД АЛТАНЦЭЦЭГ НА ТЕРРАСЕ ОТЕЛЯ.
Терраса была усыпана осколками стекла, из нее были вывернуты плитки. Обнаженное тело Алтанцэцэг блестело от управляющей жидкости из резервуара. Рядом валялось какое-то оружие, похожее на раздувшийся пистолет-автомат. Она лила коагулянт на порез, шедший от запястья до локтя. Еще один порез, под глазом, все еще кровоточил, скрывая нижнюю часть лица под размазанной кровью.
Она сказала что-то по-монгольски и постучала себя по плечу. Эфрим ушел в ее модуль и принес переводчик.
Это была более новая модель. Алтанцэцэг его включила.
– Дура, – сказала Алтанцэцэг. – Вот кто я. Недооценила противника. Когда второй сигнал, береговой, сработал через несколько часов после первого, я решила, что он опять связан с кораблем, который я уничтожила на границе, и направилась в резервуар. Не ожидала, что это будут наши подводные друзья.
– Это
Ха наклонилась и приложила компресс к порезу под глазом Алтанцэцэг.
Все окна на первом этаже были разбиты.
– Они отрывали плитки и бросали их в окна. Мне давно следовало их укрепить, но я считала, что это ни к чему, что глубокая оборона лучше. А потом один забрался ко мне в модуль, через вентиляцию, дыру не больше кулака, и начал вырывать все соединительные провода из интерфейса. Система резервуара уничтожена. Но как они могли узнать, откуда осуществляется контроль?
– Они наблюдали, – объяснила Ха, – находясь гораздо ближе, чем мы думали, – и делали это давно. Может, они и не знали точно, что именно происходит в вашем контрольном модуле, но поняли, что он для нас важен.
– Когда я вылезла, чтобы это прекратить, он чем-то разрезал мне руку и лицо и снова пролез в вентиляцию. Когда я вышла, на террасе их было с дюжину и они продолжали швыряться плитками в отель.
– Повезло, что он вас не убил, – заметил Эврим.
– Он и не пытался.
Алтанцэцэг бинтовала раненую руку.
Ха вскрыла упаковку коагулянта и обрызгала им свежий компресс. Рана у Алтанцэцэг под глазом продолжала кровоточить. Ха увидела в ней белую кость.
– Если бы он пытался меня убить, – добавила Алтанцэцэг, – я уже была бы мертва. У него восемь щупалец, а в них, наверное, столько же ножей или острых предметов. Он пришел не убивать – нанести ущерб и уйти. Я просто оказалась у него на пути.
Не обращая внимания на свою наготу, склизкую жидкость из бака и все еще текущую кровь из раненого лица и руки, Алтанцэцэг встала:
– Идите сюда.
Они втроем прошли ко входу в отель. Там валялись куски замаскированного подводного дрона. Его разорвали на части, расчленили на составляющие части. Его оболочка была деформирована и вскрыта, и все детали были аккуратно выложены в фигуру – грубоватую, но достаточно четкую:
– Теперь мы поняли, что это значит, – сказал Эврим. – Пусть мы почти ничего не знаем, но хотя бы это поняли.
– Не приближайтесь. Убирайтесь. Уходите, – сказала Ха. – Выбирайте любой синоним, но символ понятен.
– Я бы считала, что самый точный перевод «идите на хер», – сказала Алтанцэцэг. – Но, думаю, последней каплей стало не наше вторжение, а тот шакалий траулер с ИИ. Он нарушил границу меньше чем в пяти сотнях метров от их затонувшего корабля. Эта шумиха шла прямо над ними. Скорее всего, это и спровоцировало их нападение.
– Но мы с этим никак не связаны, – возразил Эврим.
– Для них разницы нет, – отозвалась Ха. – Они вряд ли могут различать людей и уж точно не понимают, как устроено наше общество. Мы или еще кто-то – им все равно. Для них это
– Они решили, что мы на них напали.
– Да. Они решили, что на них напали, – и ответили.
– И теперь вся наша работа испорчена, – посетовал Эврим. – И чем? Ненасытной жадностью какого-то рыболовецкого конгломерата.