Гораций

Сил у меня набралось пять лет прослужить тебе верно:
                Ногти кусая, не раз верность помянешь мою.
Слезы не тронут меня: изведал я это искусство, —
                Ты, замышляя обман, Кинфия, плачешь всегда.
Плачу и я, уходя, но слез сильнее обида.
                Нет, не желаешь ты в лад нашу упряжку влачить!
Что же, прощайте, порог, орошенный слезами молений,
                Гневной рукою моей всё ж не разбитая дверь.
Но да придавит тебя незаметными годами старость,
                И на твою красоту мрачно морщины падут!
С корнем тогда вырывать ты волосы станешь седые —
                Но о морщинах тебе зеркало будет кричать!
Будешь отверженной ты такое же видеть презренье
                И о поступках былых, злая старуха, жалеть[759]

.

Последняя, четвертая книга элегий Проперция вышла в свет около 16 года до н. э. Она состоит из одиннадцати элегий. В основном это так называемые «римские элегии» (IV.1, 2, 4, 9, 10), излагающие древнейшие римские сказания и легенды, например о происхождении древнего божества Вертумна, о происхождении названия Тарпейской скалы, о возникновении святилища Юпитера Феретрия, о борьбе Геркулеса с великаном Каком. Наконец-то, как и хотел этого Меценат, Проперций отходит от чисто любовной поэзии, серьезно расширяет тематику и даже пытается создать новый жанр римской поэзии — этиологическую элегию, то есть исследующую и раскрывающую причины или происхождение чего-либо. Торжественная шестая элегия четвертой книги посвящена годовщине победы Августа при Акции и освящению храма Аполлона на Палатине. Третья элегия вновь поднимает тему супружеской верности, а пятая, напротив, обличает сводничество. Одиннадцатая элегия считается одной из самых знаменитых и представляет собой монолог рано умершей падчерицы Августа — Корнелии Сципионы (48–18), дочери Скрибонии (второй жены императора), обращенный к ее мужу Павлу Эмилию Лепиду и детям.

В память о былой любви к Кинфии Проперций посвятил ей две элегии четвертой книги. Самая грустная и проникновенная из них — седьмая. В 20 или 19 году до н. э. Кинфия внезапно умерла, и поэт счел своим долгом посвятить ее кончине элегию, в которой описывает, как глубокой ночью к нему является призрак бывшей возлюбленной. Кинфия начинает корить Проперция за то, что он позабыл ее, не подготовил погребальный обряд, просит сжечь все стихи, посвященные ей, и под конец мрачно предрекает: «Ты отдавайся другим: но я скоро тобой завладею, / Будешь со мной, твой костяк кости обнимут мои»[760]. Эти страшные слова Кинфии оказались пророческими — в 15 году до н. э. поэт безвременно покинул сей мир.

После смерти Проперция его элегии продолжали пользоваться большой популярностью в римском обществе. Овидий ставил Проперция на третье место в ряду великих римских поэтов-элегиков после Галла и Тибулла, гордился знакомством с ним и писал: «Мне о любовном огне читал нередко Проперций, / Нас равноправный союз дружбы надолго связал»[761]. Поэт Марциал называл Проперция «игривым» и «речистым»[762].

Интересно, что Проперций, будучи членом литературного кружка Мецената, ни разу не упоминает в своих стихотворениях ни Горация, ни Тибулла, хотя, безусловно, был прекрасно с ними знаком. При этом Гораций и Тибулл тоже нигде не упоминают имени Проперция. Впрочем, Гораций в одном из своих поздних стихотворных посланий иронизирует над неким «римским Каллимахом», под именем которого, как полагают многие ученые, скрывается Проперций: