Гораций

Особо следует выделить сочинение Мецената под названием «О моем образе жизни» («De cultu suo»). Вероятно, оно было написано в ответ на упреки современников, которым были непонятны образ жизни Мецената, его поведение и привычки. Сенека дает в одном из своих писем любопытную характеристику Мецената и несколько цитат из этого произведения, крайняя вычурность которых, по его мнению, свидетельствуют о душевной болезни автора[401]: «Как жил Меценат, известно настолько хорошо, что мне нет нужды здесь об этом рассказывать: как он разгуливал, каким был щеголем, как хотел, чтобы на него смотрели, как не желал прятать свои пороки. Так что же? Разве речь его не была такой же вольной и распоясанной, как он сам? Разве его слова — под стать его одежде, слугам, дому, жене — не должны были больше всего удивлять? Он был бы человеком большого дарования, если бы повел его правильным путем, если б не избегал быть понятным, если бы знал границы хотя бы в речи. Его красноречие — ты увидишь сам — это красноречие пьяного, темное, беспутное и беззаконное. Есть ли что позорнее? [Меценат, „О моем образе жизни“]: „По реке вдоль берегов, что лесами курчавятся, взгляни, как челны взбороздили русло, как, вспенивши мели, сад заставляют назад отбегать“. Или это: „Завитки кудрявой женщины голубит губами, — начинает, вздыхая, — так закинув усталую голову, безумствуют леса владыки“. — „Неисправимая шайка: на пирах они роются жадно, за бутылкой обыскивают домы, и надежда их требует смерти“. — „Гений, который свой праздник едва ли заметит, нити тонкого воска, и гремучая мельница, — а очаг украшают жена или мать“. — Разве не сразу по прочтении ты увидишь, что это тот самый, кто всегда расхаживал по Риму в неподпоясанной тунике (даже когда он замещал отсутствовавшего Цезаря, пароль получали от распоясанного полководца)? тот, кто и на суде, и на ораторском возвышенье, и на любой сходке появлялся с закутанной в плащ головой, оставляя открытыми только оба уха, наподобье богатых беглецов в мимах? тот, кто в разгар гражданской войны, когда город был в страхе и все вооружились, ходил по улицам в сопровожденье двух скопцов — больше мужчин, чем он сам? кто тысячу раз женился — и брал ту же самую жену? Эти слова, так беззаконно соединенные, так небрежно расставленные, употребленные вопреки общепринятому смыслу, свидетельствуют о нравах не менее невиданных, извращенных и странных. Больше всего его хвалят за незлобивость: он не касался меча, не проливал крови, и если чем и выставлял напоказ свое могущество, так только вольностью нравов. Но он сам подпортил эту свою славу затейливостью чудовищных речей. По ним видно, что он был изнежен, а не кроток. Это станет ясно любому, кто увидит его кудрявый слог, и перевернутые слова, и мысли, нередко величавые, но теряющие силу еще прежде, чем высказаны до конца. Чрезмерное счастье вскружило ему голову; иногда в этом повинен сам человек, иногда — время»[402]. Сенека и во многих других местах подчеркивает, что красноречие Мецената неприемлемо для воспитанного человека[403]. Однако с этими несправедливыми упреками сложно согласиться. Сенека явно недолюбливал Мецената, возможно, завидовал ему; отсюда и крайняя пристрастность к его сочинениям.

Безусловно, сам Меценат трезво оценивал уровень своих произведений, поэтому и в историю он вошел не как великий писатель, и даже не как великолепный политик, и не как преданный друг Августа, и, уж конечно не как крайне богатый и изнеженный человек. Он вошел в историю прежде всего как покровитель поэтов, как подлинный «меценат».

Промежуток примерно между 40 и 15 годами до н. э. принято называть «золотым веком» древнеримской поэзии. Именно в этот небольшой период на поэтическом небосклоне Древнего Рима засияли звезды первой величины — Публий Вергилий Марон, Квинт Гораций Флакк и Секст Проперций. Их покровителем и близким другом был Меценат, организовавший нечто вроде литературного кружка и поддерживавший поэтов не только морально, но и материально. Этот кружок сформировался, по-видимому, примерно в 40–37 годах до н. э., а прекратил свое существование где-то после 13 года до н. э., поскольку большинство его членов к тому времени отошли в мир иной. В состав кружка в разное время входили: поэты Публий Вергилий Марон, Квинт Гораций Флакк, Секст Проперций, Луций Варий Руф, Домиций Марс, комедиограф и прозаик Гай Меценат Мелисс, поэт и прозаик Гай Вальгий Руф, Марк Плотий Тукка, критик Квинтилий Вар, грамматик и драматург Аристий Фуск, комедиограф Фунданий, ритор-грек Гелиодор, поэты и критики братья Виски.