Гораций

Публичное устное чтение авторами своих произведений или «рецитацию» (recitatio) первым ввел в моду Азиний Поллион[371]. Проходили рецитации следующим образом: автор устраивался перед публикой, сообщал, что за произведение он будет читать, а затем со скромным видом разворачивал свиток и начинал чтение. Особую роль играли правила произношения, понижение или повышение тона в нужных местах. В процессе чтения автор исподволь следил за реакцией публики, чтобы по мимике и жестам понять, как на самом деле принимают его сочинение. Кроме того, приличия требовали, чтобы он, прочитав достаточно большой кусок, периодически останавливался и объявлял, что хочет закончить чтение, тем самым заставляя публику просить его продолжать. По окончании чтения публика различными способами выражала свой восторг, а затем начиналось обсуждение услышанного. Каждый мог безбоязненно выражать свое мнение и указывать автору на его ошибки[372].

Однако уже столетие спустя публичные чтения стали делом обыденным и скучным. В одном из писем Плиний Младший жаловался своему другу на безразличие публики: «Большой урожай поэтов в этом году; в апреле не было почти ни одного дня без публичных чтений. Я радуюсь оживлению литературной деятельности и выступлениям талантливых людей, публично о себе заявляющих. Слушатели, однако, собираются лениво. Большинство сидит в портиках, тратит время на болтовню и время от времени приказывают сообщить себе, вошел ли чтец, произнес ли вступление, свернул ли уже значительную часть свитка. Только тогда они собираются, и то медленно, с задержками и уходят, не дожидаясь конца, — одни тайком и прячась, а другие свободно, без стеснения»[373].

При всем своем богатстве и экстравагантном поведении Меценат, как никто, умел дружить, быть верным и преданным[374], о чем пишут многие античные писатели, особенно подчеркивая его многолетнюю дружбу с Августом[375]. По сообщению Плутарха, «от Мецената, обычного своего застольника, он (Август. — М. Б.) каждый год в день рождения получал в подарок чашу»[376]. Ближайшими друзьями Мецената были поэты, входившие в его литературный кружок, а также философ Арий[377] и братья Виски, сыновья Вибия Виска, друга Августа[378]. Долгое время он оказывал покровительство известнейшему актеру пантомимы Батиллу из Александрии, игрой которого искренне восторгался[379].

Меценат прославился не только как близкий друг Августа, блестящий государственный деятель и дипломат. Он был еще и весьма образованным и начитанным человеком, плодовитым писателем и поэтом, свободно владевшим не только латинским, но и греческим языком[380]. Известно, что он создал множество произведений самых разных жанров — это и пьесы, и стихотворения, и научные трактаты, и диалоги, от которых, к сожалению, сохранились жалкие отрывки[381]. Все его труды отличал своеобразный, «фирменный» стиль, выражавшийся в крайней изысканности и вычурности. Кроме того, по словам Диона Кассия, именно Меценат «первым изобрел знаки для быстрого письма и с помощью своего вольноотпущенника Аквилы довольно многих этому письму научил»[382].

Современники и потомки критиковали Мецената за «кудрявость» слога[383] и, очевидно, именно в силу этого его произведения не дошли до нас, так как читать их неподготовленному человеку было довольно трудно. По свидетельству Светония, даже сам Август «вышучивал своего друга Мецената за его, как он выражался, „напомаженные завитушки“, и даже писал на него пародии»[384]. Однако самым главным критиком творчества Мецената являлся Сенека, сохранивший для нас некоторые фрагменты его работ.

Какие же произведения принадлежали Меценату? Прежде всего, это многочисленные стихотворения (не менее десяти книг[385]), которые, по сообщению грамматика Сервия, были весьма неплохими[386]. Например, полностью сохранились две эпиграммы, посвященные Горацию:

Если пуще я собственного брюха
Не люблю тебя, друг Гораций, — пусть я
Окажусь худощавее, чем Нинний[387].

Оплакиваю, о жизнь моя, ни изумруды,
Ни бериллы, мой Флакк; не ищу
Ни блестящих белоснежных жемчугов,
Ни тех тинийской отделки тщательной
Колечек, ни камешков яшмы[388].

Сенека сохранил весьма своеобразное стихотворное произведение Мецената, которое он тем не менее довольно желчно комментирует и обвиняет автора в крайне изнеженности и безумной трусости перед лицом смерти[389]:

Пусть хоть руки отнимутся,
                Пусть отнимутся ноги,
Спину пусть изувечит горб,
                Пусть шатаются зубы, —
Лишь бы жить, и отлично все!
                Даже если и вздернут
На крест, — жизнь сохраните мне![390]