Гораций

Гораций посвятил «Эподы» своему патрону, о чем свидетельствует первый эпод, открывающий сборник. Он был написан в 31 году до н. э., незадолго до сражения при Акции, и обращен к Меценату, которого Октавиан собирался взять с собой на морскую битву (в итоге, правда, вельможа был оставлен «присматривать» за Римом и Италией). Гораций уверяет, что готов бесстрашно последовать за патроном хоть на край света и облегчить его подвиги. И жаждет сделать это вовсе не из-за меркантильных интересов, а по причине опасений за жизнь друга: «С тобой вдвоем я меньше за тебя боюсь, / Чем мучась в одиночестве!» (ст. 17–18). Интересно, что в этом эподе впервые, хотя и косвенно, Гораций признается в симпатиях делу Октавиана. Ведь Меценат являлся ближайшим соратником императора, и желание поэта поддержать его в данном случае было равносильно желанию поддержать самого Октавиана в борьбе против Марка Антония.

Второй эпод представляет собой монолог от лица ростовщика Альфия, пылко восхваляющего дивную сельскую жизнь, какой наслаждается обычный мелкий землевладелец (такой же, как и сам Гораций). Поначалу читатель воспринимает все его разглагольствования за чистую монету, так как имя Альфия для пущего комического эффекта указывается лишь в конце стихотворения:

Когда наш Альфий-ростовщик так думает, —
                Вот-вот уж и помещик он.
И все собрал он было к идам денежки,
                Да вновь к календам в рост пустил![556]

Собранные к идам, то есть к середине месяца, деньги ростовщик Альфий по привычке пускает в рост уже через две недели (к календам, первому числу следующего месяца), так и не приобретя поместья. В этом эподе Гораций явно высмеивает тех людей, которые, руководствуясь своими меркантильными интересами, говорят одно, а делают совсем другое. Любопытно, что этот ростовщик, время жизни которого приходится на период правления Августа, был весьма знаменит и его имя даже упоминается в сельскохозяйственном трактате Колумеллы: «Нельзя во всем и спускать: ростовщик Альфий совершенно справедливо говорил, что „самые лучшие должники становятся плохими без напоминания“»[557].

Третий эпод написан примерно в 36–33 годах до н. э. и обращен к Меценату, который однажды на пиру угостил Горация неким острым блюдом, щедро сдобренным чесноком. Возмущенный поэт призывает накормить чесноком какого-нибудь отцеубийцу, поскольку чеснок зловреднее яда цикуты. Он удивляется, как могут его есть крестьяне-жнецы, а затем уподобляет чеснок змеиной отраве или колдовскому зелью. Гораций уверен, что волшебница Медея именно чесноком смазала героя Ясона, когда ему предстояло укротить диких огнедышащих быков, и им же погубила свою соперницу Главку (Креусу). Страдая от изжоги, поэт сравнивает ее с нестерпимым летним зноем, иссушающим его родную Апулию, и с огнем, который жег Геракла, облачившегося в одежду, смоченную ядовитой кровью кентавра Несса. В конце стихотворения Гораций шутливо грозится, что в другой раз из-за этого блюда девушки начнут избегать поцелуев Мецената.

Четвертый эпод написан около 37 года до н. э. и обращен к какому-то вольноотпущеннику. По мнению античных комментаторов, этим вольноотпущенником был Менодор (Мен), вольноотпущенник Гнея Помпея Магна, который некогда был флотоводцем Секста Помпея, а затем перебежал на сторону Октавиана, сказочно обогатился и получил от последнего должность военного трибуна[558]. Гораций говорит о непримиримой вражде («как у волка с овцами»), которая связывает его с этим бывшим рабом, и с презрением описывает, как тот кичится своими богатствами (огромное поместье в Фалерне, дорогие скакуны) и высоким положением всадника, хотя у самого на теле до сих пор видны следы от испанских бичей и железных кандалов. Важно, что поэт презирает Менодора не за рабское происхождение (ведь сам Гораций был сыном вольноотпущенника), а за высокомерное поведение и, очевидно, крайнюю беспринципность. В конце стихотворения автор с возмущением вопрошает: к чему нам посылать огромный флот против беглых рабов и морских разбойников, если наш военный трибун сам того же рода и племени? Под беглыми рабами и пиратами здесь явно подразумеваются воинские контингенты Секста Помпея.