Можно возразить, что отсылки к внутренней политике не имеют смысла, поскольку речь идет о жизненно важных государственных интересах. Государства нетерпимо относятся к отделению своих частей, а именно это пытался сделать Дудаев. В каком бы состоянии ни находился политический авторитет Ельцина, он желал и чувствовал необходимость ликвидировать сепаратизм. Территориальная целостность государства и контроль государственной власти над территорией являются «первоочередными принципами» для лиц, принимающих решения, независимо от уровня их политической легитимности или степени оборонительного поведения.
Такое обобщение внешне привлекательно, но мне оно представляется чрезмерным. С одной стороны, эта теория несовместима с мирным распадом СССР в 1991 году и Чехословакии в 1993-м. С другой стороны, она не может объяснить характер отношений Москвы с Чечней в течение трех лет до вторжения. Первоначальная реакция Ельцина на провозглашение Чечней независимости в ноябре 1991 года была именно такой, как предполагает эта теория: он призвал российские органы охраны правопорядка усмирить желающих отделения. Но реакция парламента оказалась непредвиденной, как и быстрое изменение Ельциным своего решения.
После этого вопрос Чечни более чем на два года отошел на задний план. Дудаев продолжал настаивать на провозглашенной независимости своей республики от России, а Москва не муссировала данный вопрос, вместо этого заключая соглашения с другими республиками и регионами и предоставляя им различные степени автономии, за исключением отделения. Почему Москва так долго фактически игнорировала Дудаева? Возможно, потому, что угроза, исходящая от провозглашения Чечней независимости, не воспринималась как нечто серьезное. Международное сообщество отказалось признать независимость Чечни, и чеченские власти не могли вступить в союз с другими государствами, чтобы подтвердить свою независимость от Москвы. Многие представители элиты в Москве считали существующий уровень чеченского неповиновения вполне терпимым, в то время как другие даже выступали за то, чтобы избавить Россию от необходимости удерживать этот бедный, маленький, периферийный, мятежный мусульманский регион. Почему же в 1994 году Чечня вышла в политике на передний план? Почему Москва внезапно перестала терпеть? Без учета иных соображений, помимо неизменных, «объективных» государственных интересов, нельзя убедительно ответить на эти вопросы. Являлась ли ситуация в Чечне терпимой или угрожающей, в конечном итоге зависело от субъективных соображений: от представлений данного человека о России и, в случае с высшими руководителями, от того, насколько его политический авторитет был заложником конкретных представлений.
Этот взгляд заключается в том, что все более усиливающаяся обуза в виде Чечни постепенно «засасывала» российское руководство. Если теория «безвариантных государственных интересов» случайности не признает, то инкрементализм предполагает высокий уровень случайности.
Соответственно этой точке зрения, следует отметить следующие факты. Москва в начале 1994 года уже вовлекла Дудаева в интенсивные переговоры в рамках более масштабных усилий по развитию договорных отношений с наиболее активно стремящимися к автономии этническими республиками. Однако, в отличие от правительства Татарстана, Дудаев не желал принимать даже максимальную автономию в составе России. Переговоры длились около шести месяцев, и за это время у Москвы была возможность снять вопрос или усилить давление. Москва предпочла помогать с вооружением оппозиции Дудаеву и проводить секретные операции, пытаясь свергнуть его и отрицая свою причастность на тот случай, если они станут достоянием общественности. Эти операции почти достигли успеха в ноябре 1994 года, но в конце того же месяца внезапно потерпели крах. И тут Ельцин вновь мог отказаться от решения этого вопроса. Но средства массовой информации в Москве ухватились за эту проблему и начали широко освещать участие российских военных в антидудаевском сопротивлении. Такая огласка вынуждала правительство продемонстрировать, что оно в состоянии завершить начатое и избежать поражения от рук сепаратистских сил.