Горбачев и Ельцин как лидеры

Политическая конкуренция в течение 1985–1999 годов присутствовала неизменно, хотя ее правила за эти годы несколько раз изменялись. Так, если давление со стороны внутренних социальных сил и международных акторов росло по мере того, как рушились советские институты и идеология, то влияние этого давления фильтровалось посредством политической игры, в которую играли претенденты на власть с четко выраженными личными качествами и убеждениями. В главе девятой я постарался показать, как эта политическая игра влияет на порог чувствительности лидера для ответа на угрозы. В настоящей главе мы обсудим, в какой степени личность, убеждения, политика, социальные силы и международное давление могли повлиять на выбор той или иной политической стратегии на каждом из этапов правления Горбачева и Ельцина.

Такое упражнение, очевидно, более умозрительно, чем анализ, представленный в эмпирических главах этой книги. Для оценки относительной результативности многочисленных причинных воздействий потребуется больше доказательств, чем собрано мною на настоящий момент, а также различные виды анализа, призванные исключить альтернативные объяснения. Без этого исследования мои суждения обречены оставаться далеко не окончательными. Однако не стоит избегать рассмотрения причинно-следственных связей лишь на основании их неубедительности. Имеет смысл опираться на доказательства, представленные в этой книге, включая сравнения между четырьмя лидерами, чтобы расширить наш запас правдоподобных гипотез о том, почему все произошло именно так, а не иначе.

Горбачев, 1985-1986

Сходство поведения Горбачева на первом этапе правления и Хрущева с Брежневым на их этапах борьбы за преемственность предупреждают нас об организационных и идеологических ограничениях, накладывающихся на выбор ими решений. На первом этапе своего правления и Хрущев, и Брежнев укрепили свой авторитет, объединившись с группами, выступавшими за относительно жесткий курс (партийными аппаратчиками и военно-промышленным комплексом), хоть они и выступали за инновации, необходимые, чтобы вывести страну из болота, в которое она попала. Также оба энергично работали над расширением своих политических команд и своей патронажной базы в партийно-государственном аппарате. Во всех этих отношениях стратегия Горбачева напоминала стратегии его основных предшественников. Горбачев в 1985–1986 годах подчинялся пуританам и технократам в большинстве сфер внутренней политики и сторонникам жесткой линии – во многих областях внешней политики, хоть он уже и выстраивал свою базу власти, поднимал некоторые сложные вопросы о советской внешней и оборонной политике и начал менять политический язык для легитимации предстоящей политической радикализации внутри страны и за рубежом.

Во всех трех случаях лидеру партии удавалось занять свою политическую нишу, сочетая стремление к динамичным новым целям с защитой традиционных ценностей. Конечно, конкретное содержание этих сочетаний было различным, поскольку отражало как условия своего времени, так и отличительные черты характера и убеждений соответствующих лидеров. Но имеются поразительные параллели в том, что они говорят нам о влиянии политического и идеологического контекста на выбор на этом первом этапе правления каждого лидера. Чтобы объяснить политические стратегии всех трех лидеров, гораздо легче учесть «частную» структуру политической организации (которая еще не начала рушиться в 1985–1986 годах), интересы, преобладающие внутри политического истеблишмента, процесс политической конкуренции, доминирующие предубеждения, обусловленные идеологическим наследием, и климат мнений в обществе, чем объяснить их личные качества или убеждения. На этом этапе все трое подчинялись доминирующим интересам и идеалам в истеблишменте своего времени. В этом контексте Горбачев (как и Хрущев) создал себе имидж ответственного реформатора, Брежнев – образ просвещенного консерватора.

Горбачев, 1987-1989

Консолидировав свою власть, укрепив свой авторитет и утвердившись в качестве лидеров, все трое сменили направление движения, хотя и в очень разной степени. Все они выступили с комплексными программами прогрессивного развития внутри страны и за рубежом, хотя брежневское определение прогресса (соответствовавшее настроению в ЦК в то время) не являлось реформаторским. Содержание этих программ сильно отличалось, но все они были очень амбициозными, оптимистичными и перспективными. Хрущев и Горбачев обещали «большой скачок» к утопическому идеалу, хотя и говорили о разных сторонах утопического наследия[385]. Брежнев отказался и от утопизма, и от реформаторства, но пообещал существенный прогресс в деле примирения многочисленных и противоречивых внутренних и внешнеполитических амбиций. Все три программы выглядели соответствующими ключевым элементам марксистско-ленинской традиции.