Нет нужды ссылаться на личностные качества, чтобы объяснить тот факт, что все три программы были амбициозными. Скорее это сходство отражало идеологическое наследие советского режима; советская политическая организация способствовала напористой манере лидерства и порождала ожидания, что лидер, консолидировав власть, наметит программу всестороннего прогресса внутри страны и за рубежом. Идеологическое наследие, в свою очередь, порождало ожидание того, что победитель обеспечит динамичное и разностороннее лидерство, продвигающее страну вперед посредством крупномасштабных кампаний. «Руководящая роль партии» усиливалась и подтверждалась проведением таких кампаний. Советское руководство мировым коммунистическим движением в сочетании со статусом этой страны как великой державы еще больше усиливало надежды на амбициозное, убедительное, показательное лидерство внутри страны и за рубежом.
Однако для объяснения различий в содержании этих всеобъемлющих программ необходимо задействовать и другие специфические факторы. Например, программа Горбачева была основана на тех убеждениях, которые он выработал как реформатор-коммунист за два десятилетия, предшествовавших его избранию на пост генерального секретаря (см. главу вторую). Гипотетическая «программа Лигачева» выглядела бы иначе. Программа Хрущева отражала его стремление реализовать различные элементы марксистского видения общества и ленинского видения политики (как это изложено у Ленина в «Государстве и революции»). Программа Брежнева отражала его (и его соратников) разочарование в хрущевском утопизме, а также разочарование его политических союзников в реформаторстве.
Но имелось и другое различие между стадиями нахождения на вершине власти Хрущева и Брежнева, с одной стороны, и Горбачева – с другой. И Хрущев, и Брежнев продвигали комплексные программы, куда выборочно включались элементы программ побежденных ими реформистски настроенных политических соперников. Ранее осудив упор Маленкова на легкую и химическую промышленность наряду с его торопливостью в налаживании отношений разрядки с Соединенными Штатами, Хрущев включил обе эти цели в свою программу на 1959–1960 годы, хотя продолжал при этом преследовать цели, которые он установил для себя во время борьбы за преемственность. Точно так же, после поддержки на этапе борьбы за власть тяжелой промышленности и воинственной позиции по отношению к Западу, Брежнев включил в свою политическую пропаганду 1970–1971 годов программу развития легкой промышленности, а также масштабную программу разрядки напряженности, хоть и продолжал преследовать традиционные цели.
Такая частичная реинкорпорация могла быть результатом того, что они ощущали потребность в расширении коалиции на фоне политической незащищенности, с которой сталкивается даже партийный лидер на этапе нахождения на вершине в системе, не обещающей фиксированного срока пребывания в должности и сулящей мрачные перспективы в случае ухода[386]
. Какими бы ни были истинные мотивы, это приводит к тому, что программа лидера становится еще более амбициозной, обещая множество благ максимально широкой аудитории.Примечательно, что Горбачев не прибегал к избирательной реинкорпорации. Столкнувшись в 1985–1986 годах с неспособностью «ускорения» улучшить экономические показатели и с сохраняющимся тупиком в отношениях между Востоком и Западом, Горбачев не предложил комплексной программы, основанной на сочетании «ускорения» и реформ, жесткой внешней политики и избирательных уступок. Вместо этого он отказался как от «ускорения», так и от традиционалистской внешней политики и предложил всеобъемлющую радикальную программу. Правда, как мы видели в главах пятой и шестой, Горбачев все чаще пытался сдерживать слишком быструю или слишком далеко заходящую радикализацию внутренней политики, но это означает лишь то, что он опасался, как бы чрезмерный радикализм не привел к обратным результатам. Верно также и то, что Горбачев последовательно выступал против видения будущего, которое являлось бы чисто рыночно-капиталистическим или либерально-демократическим; но это означает лишь то, что он на протяжении всех лет своего правления не представлял себя ни капиталистом, ни либеральным демократом. По сравнению с тем, что он предлагал в 1985–1986 годах, радикальные программы Горбачева 1987–1988 годов, хотя и были разработаны с некоторой тактической осторожностью, оставляли довольно мало возможностей традиционалистам внутри режима; поэтому многие консерваторы порвали с ним в политическом плане в 1988–1989 годах. В 1987–1988 годах он не поддался искушению искать безопасную политическую гавань в компромиссной, «промежуточной» программе. Вместо этого он пришел к выводу, что всесторонний переход к новому курсу внутри страны и за рубежом невозможен без трансформации политической системы. Поклонник программы Горбачева мог бы утверждать, что это было частью его «величия» как трансформирующего лидера.