Горбачев и Ельцин как лидеры

С учетом этих итогов можно было бы дать положительную оценку эффективности Ельцина в реализации его основных целей: основать новый порядок, гарантировать безопасность новой системы от реставрации и интегрировать Россию в западные институты. Чтобы дать такую положительную оценку, следовало бы допустить две вещи, одну контрфактуальную, а другую прогностическую: 1) что если бы Ельцин не был лидером России, то в российской политике преобладали бы силы, преследующие противоположные цели; и 2) что достижения Ельцина устойчивы и они, вероятно, переживут годы после его ухода в отставку. Действительно, эти факты и предположения являются основанием для сделанных нами положительных оценок.

Макроструктурные уязвимости

Можно, однако, возразить, что стремление Ельцина как можно скорее создать новый порядок вещей и гарантировать его устойчивость, причем сделать это через персоналистическое руководство, посеяло семена кризиса, которые прорастали в течение нескольких лет и в конечном итоге созрели в 1998–1999 годах. В политической сфере основное макроинституциональное достижение Ельцина (конституция 1993 года) установило рамки настолько жесткие, что они способны воспрепятствовать адаптации системы к меняющимся требованиям внешней среды. Он создал президентскую систему, при которой власть президента огромна и включает обширные декретные полномочия, тогда как полномочия парламента и конституционного суда очень ограниченны. Конституция была разработана таким образом, что президент обладал безусловной высшей властью в стране, оставаясь в значительной степени неподотчетным институтам, а отвечая преимущественно перед избирателями на последующих президентских выборах.

Такая свобода действий дает президенту сильные стимулы для игнорирования или инфантилизирования других ветвей власти. Суды, как и парламент, остаются сильно недофинансированными, в то время как президентская и исполнительная власть сильно раздута избыточным числом чиновников. Возможность президента подкупать или запугивать членов парламента намного превосходит возможности парламентариев угрожать президенту. Исполнительная власть почти полностью подчиняется воле президента, при этом парламент практически не контролирует состав правительства. Следовательно, гигантская власть президента по отношению к другим центральным институтам гарантирует, что общее направление политики, вероятно, будет отражать предпочтения президента. Но это также означает, что разработка и осуществление политики будут во многом зависеть от мудрости и дальновидности, исходящих из офиса президента.

Ельцинская «суперпрезидентская» [Holmes 1994] конституция также упразднила должность вице-президента, с тем чтобы ни один будущий вице-президент не смог выступить против президента, как поступил Руцкой в 1992–1993 годах. Отсутствие вице-президента в системе, в которой президент обладает столь обширными полномочиями, означает, что любой намек на плохое состояние здоровья президента – или его предвосхищение – запускает цепь политического маневрирования и демагогической риторики в ожидании новых выборов. Увеличивается юридическая двусмысленность касательно определения термина «недееспособность». Попыткам изменить конституцию, чтобы ввести должность вице-президента или даже добиться того, чтобы премьер-министр отбывал полный срок бывшего президента до проведения новых выборов, препятствуют почти недостижимые условия для внесения поправок. Более того, конституция дает стимул тем, кто больше всех надеется на победу на следующих выборах, выступить против поправок в ней. Зачем уменьшать полномочия должности, которую можно занять?

В экономической сфере программа приватизации Ельцина представляла собой ярчайший в истории пример инсайдерской операции. Ельцин стремился как можно скорее создать экономическую элиту, которая одновременно поддерживала бы его политически и служила бы мощным оплотом против коммунистической реставрации. Но чрезвычайная концентрация богатств и демонстративное потребление, которым он способствовал, наряду с незаконными (зачастую криминальными) средствами, с помощью которых эти богатства были приобретены, с возникшим в результате «клановым капитализмом» и с переплетением экономической власти с коррумпированной властью политической, породили широко распространившееся ощущение социальной несправедливости, которое в любой момент могло обернуться взрывом народной ярости или привести к социальной анархии. Более того, массовое обнищание населения, к которому привела избранная стратегия макроэкономической стабилизации, добавляла мощный экономический мотив к чувству несправедливости, порожденному неравенством. Даже если идеологические и организационные препятствия возникновению массовых протестов окажутся непреодолимыми [Hanson, Kopstein 1997; Bonnell, Breslauer 2000, ch. 1], ситуация все еще может привести к фактической победе на президентских и парламентских выборах тех, кто выступает за авторитарную популистскую альтернативу.