Горбачев и Ельцин как лидеры

Ельцин блестяще использовал публичные арены, созданные во время попыток Горбачева трансформировать советскую систему. На этапе своего господства Ельцин пытался использовать публичную арену для поддержания и повышения своего статуса отца нации и народного героя. Однако он оказался в ситуации «двоевластия». Парламент 1992–1993 годов был ареной конкурентной политики, игравшей на настроениях избирателей. Продолжительная конфронтация с этим парламентом и его военное подавление Ельциным привели его к разочарованию в идее, что публичная политика должна основываться на разделении властей. Парламентские выборы в декабре 1993 года заставили его с болью осознать, что население больше не считает его героем. В результате, если в горбачевские годы автономная публичная арена была пропуском Ельцина во власть, то эта же арена стала источником политического разочарования на этапе его господства. Он отреагировал на это двойное разочарование, допустив реприватизацию государства. Он позволил предвыборным махинациям подорвать легитимность демократических выборов, грубо нарушил законы о финансировании избирательных кампаний и ограничил доступ своих оппонентов к телеэфирам в ходе этих кампаний. Одним из индикаторов недостатков Ельцина как лидера трансформации является то, что ему не удалось институционализировать подлинно конкурентную публичную арену.

Конечным результатом всех этих недостатков является то, что культурная и организационная инфраструктуры российской системы чрезвычайно слабы: как скелет без мышц, они склонны к разрушению под собственным весом или при столкновении с противодействующей силой, например международным экономическим спадом, что они продемонстрировали в августе 1998 года. Трансформационные лидеры и создаваемые ими системы часто способны выдержать такие трудности, если они обладают достаточным общественным согласием и доброй волей. Но Ельцин сумел впустую растратить свою харизму и добрую волю, а затем дискредитировать в массовом сознании политический и экономический либерализм. Дискредитировав социализм в качестве оппозиционного революционера и либерализм – в более поздний период, Ельцин распахнул двери перед идеологией, которая еще не была дискредитирована: русским национализмом. Возможно, радикальный национализм не возобладает из-за своего прохладного приема среди россиян и широкого понимания элитой реальной слабости страны. Однако если радикальный национализм перехватит инициативу, то он может разрушить величайшее идейное достижение Ельцина – светское и толерантное определение гражданства – вместе с той хрупкой организационной системой, которую он создал[445].

Упущенные возможности и неподъемные издержки

Крах российской финансовой системы в августе-сентябре 1998 года и последующее прекращение помощи МВФ продемонстрировали хрупкость политической и экономической систем, созданных во время президентства Ельцина. Некоторые наблюдатели воспользовались возможностью, чтобы заявить, что, как показал этот финансовый коллапс, ельцинское руководство независимой Россией было полной катастрофой [Cohen 1999; Cohen 2000]. Другие, напротив, начали широкое обсуждение причин, по которым это произошло.

Некоторые аналитики утверждали, что крах был почти неизбежен, независимо от того, что сделал Ельцин за годы своего пребывания на посту президента России. Следовательно, они менее склонны обвинять в экономическом кризисе его лично. Имеется четыре не исключающих друг друга объяснения такого рода. Одно из них – культурное; утверждается, что русская культура никогда не была ориентирована на безличный рынок, верховенство закона или представительную демократию. Второе – институциональное: раздробленная администрация, проходящая скрытно приватизация и достигшая больших масштабов криминализация Советского государства в эпоху позднего Горбачева (или, в некоторых версиях аргументации, уже при Брежневе) – наследие, которое режим Ельцина не мог преодолеть за такой короткий период времени. Третий аргумент в пользу неизбежности кризиса носит косвенный характер: Горбачев к 1991 году разрушил советскую экономику, Советский Союз и советские внешнеэкономические отношения; результатом стал распад экономических связей и тяжелое экономическое положение, с которым режим Ельцина, опять же, не мог справиться. Четвертое объяснение – международное: условия зависимости от глобальных рынков, в которых оказалась Россия в то время, отдали ее во власть богатых демократий, настаивавших на проведении определенной политики, что в конечном итоге привело к краху российской экономики. Если мы объединим эти объяснения и будем рассматривать их как взаимоусиливающие характеристики внутреннего и международного наследия, доставшегося Ельцину, то мысль о бесполезности и неизбежности станет намного более убедительной.