Горбачев и Ельцин как лидеры

Тем не менее самым актуальным оставался вопрос: какие традиционные ценности наиболее драгоценны? Ключевое ленинское наследие с упором на руководящую роль партии? Или новые возможности для обогащения номенклатуры? Горбачев четко обозначил свою позицию по этому вопросу еще до смерти Черненко. Когда в конце 1984 года здоровье Черненко начало ухудшаться, Горбачев быстро перехватил инициативу у оппозиционеров и занял отчетливую идеологическую нишу в борьбе за престолонаследие. Прошло время проявлять почтительность и бескорыстность на фоне чаяний других, более высокопоставленных членов руководства. Горбачев был готов к предвыборной речи, где он публично заявил бы о себе как о человеке, который возродит лучшие черты ленинского наследия, проводя политические и экономические реформы дома и идя на компромиссы при решении вопросов за рубежом. Для этого шага он выбрал закрытую партийную конференцию по идеологии в декабре 1984 года. Это была самая радикальная речь кого-либо из ведущих членов Политбюро со времен Хрущева[56]. По содержанию (хотя и не по продолжительности) она была сопоставима с «секретной речью» Хрущева, в которой он осудил Сталина в 1956 году; Хрущев использовал эту речь как способ выйти из политического тупика и перехватить политическую инициативу, определив радикальные изменения в доктрине и политике как морально и практически необходимые. В декабре 1984 года Горбачев, еще не будучи руководителем партии, дал понять, что готов трансформировать советскую доктрину и язык советской политики, с тем чтобы формально лишить легитимности брежневский подход к решению вопросов. Он еще не бросил вызов традиционным политическим аренам. Его речь была произнесена на частной арене и не призывала к созданию новых публичных арен; это случится позже. Тем не менее соперники Горбачева из числа сторонников брежневской политики поняли значение его слов и почувствовали в них угрозу. Сам Черненко пытался помешать Горбачеву выступить, но тот держался твердо. Черненко и его союзникам удалось лишь помешать появлению полного текста речи в газете «Правда» [Hough 1997: 73; Brown 1996: 82].

В своем выступлении Горбачев использовал абстрактную терминологию, как это обычно бывает в доктринальных речах, и оно не содержало подробного описания конкретной политики, которая вытекала бы из пропагандируемых в нем доктрин. Но в нем уже присутствовало большинство кодовых слов, которые позже станут отличительными чертами преобразований Горбачева: перестройка, гласность, реформа, демократия, человеческий фактор, а также в нем говорилось о потребности в кадрах, «доверяющих» людям и «уважающих их интеллект». Как и выступление Хрущева на XX съезде партии в феврале 1956 года, оно включало значительное число критических замечаний, граничащих с «системными», а также риторику нетерпения и срочности, наполнявшую весь текст[57]. На самом деле, когда Горбачев говорил о том, что производственные отношения в СССР вступили в противоречие со способом производства, он повторял традиционное марксистское определение предреволюционной ситуации.

Это выступление стало явной атакой на брежневских «консерваторов». Кроме того, в нем не просто провозглашалась альтернатива политике, господствовавшей при Черненко. Скорее это было обобщенное изложение концепций и идей, вокруг которых смогли бы объединиться представители всех трех направлений, альтернативных брежневизму: пуритане (борцы с коррупцией), технократы (рационализаторы плановой экономики) и политические реформаторы. Пуритане и технократы в ЦК могли сделать вывод, что Горбачев пропагандирует политику всеобщей замены коррумпированных и некомпетентных кадров, то есть политику, с которой они были согласны. Они могли заключить, что риторика Горбачева, воспевающая коммунистическую систему, марксистско-ленинские идеалы и социальную дисциплину, по сути подразумевает его готовность очистить аппарат от коррумпированных кадров, укомплектовать его такими неподкупными людьми, как они, и тем самым высвободить неиспользованный потенциал социалистической системы. Это им ничем не угрожало и не предвещало потери ими политического контроля над обществом. Действительно, упор Горбачева на растущие противоречия в советском обществе перекликался с тем, как Андропов оправдывал свою дисциплинарную политику и антикоррупционную кампанию[58]. Точно так же критика Горбачевым советских методов управления могла подразумевать различные политические рецепты. Хрущев преследовал аналогичные цели, не отказываясь при этом от политической централизации, ведущей роли партии или ленинского антилиберализма.