Горбачев и Ельцин как лидеры

Пуритане и технократы могли рассматривать речь Горбачева как всего лишь заявление о том, что ситуация стала слишком серьезной, чтобы ее игнорировать – не такое уж скандальное заявление на фоне действий революционного рабочего движения «Солидарность» в братской Польше, которому в 1981 году почти удалось свергнуть коммунистический режим в этой стране. Но по сравнению с прежней осторожностью Горбачева в публичных выступлениях, а также с учетом того, что он представил столько концепций, связанных с антисталинской кампанией Хрущева 1956 года, реформами Косыгина 1965 года и Пражской весной 1968 года, можно сказать, что эта речь в том числе была задумана как обращение к реформаторам внутри партии и критической интеллигенции с целью их активизации. В представленном в речи видении, обращенном к этой разнородной аудитории, пуританам обещался возврат к революционной истине, технократам – модернизация и повышение эффективности, а критически настроенной интеллигенции – больше возможностей для самовыражения. Всем им обещались более эффективная и производительная экономическая система, более сильный Советский Союз и более договороспособное государственное устройство.

Идеи, выраженные Горбачевым, служили зонтичной схемой для широкого круга групп, интересы которых часто не пересекались. Это важнейшая функция, которую выполняют лидеры, продвигающие новые идеи. Горбачев не просто играл роль «политического антрепренера», который определяет общее «контрактное пространство» для различных заинтересованных групп и определяет программу, обеспечивающую их поддержку[59]. Скорее Горбачев создавал новый набор политических символов, достаточно двусмысленных, чтобы пуритане, технократы и радикальные политические реформисты могли по своему вкусу их интерпретировать. Такая двусмысленность позволила Горбачеву воспользоваться своими полномочиями для внесения изменений, которые так или иначе не получили бы одобрения этих групп[60].

Внешняя политика

Сделанные в то время Горбачевым публичные заявления об отношениях между Востоком и Западом позволяли предположить, что он, вступив в борьбу за то, чтобы стать преемником Черненко, занял широкую идеологическую нишу, одновременно представляя себя человеком, который мог бы уверенно вести страну в новых направлениях. Он сочетал энергичную защиту статуса СССР в мировых делах со склонностью к гибкости и уступкам. Он полагал, что политика Черненко ведет страну в тупик и что необходимы новые идеи и предложения, чтобы этого избежать. В своем докладе на конференции по идеологии 10 декабря 1984 года он мало что сказал о международных делах, но в сказанном им ритуальная риторика сочеталась с критикой того, что СССР позволил своим оппонентам перехватить инициативу на мировой арене. Возвращение инициативной позиции приведет не к эскалации холодной войны, а скорее к «конструктивному диалогу, практическим мерам, ведущим к снижению международной напряженности» [Горбачев 1987–1990, 2: 103].

Всего через восемь дней, в своей речи перед членами парламента Великобритании 18 декабря 1984 года, которая была полностью напечатана в «Правде», Горбачев точнее обозначил пространство для маневра [Горбачев 1987–1990, 2: 109–116]. Тут он предвосхитил многие из концепций, которые позже станут основой его гибкой внешней политики. Он призвал к «оздоровлению» международных отношений. Он упомянул о необходимости «нового мышления в ядерный век» и компромисса, основанного на «балансе интересов» между Востоком и Западом. Он определил интересы обеих сторон как «законные» и призвал к «разумным компромиссам» и доверию, основанному на «совпадающих интересах». Он назвал Европу «нашим общим домом». Кроме того, он отказался от традиционного нежелания проявлять слабость, несколько раз повторив, что СССР нужен мир для достижения своих внутренних целей. Горбачев все же критиковал Соединенные Штаты и пытался провести различие между Соединенными Штатами и Европой, но на этом не акцентировал внимание.

Также в ходе своего визита в Великобританию в декабре 1984 года Горбачев продемонстрировал сочетание примирительной риторики, непринужденного стиля и гибкости мышления с твердостью взглядов и резкой, уверенной, четко сформулированной защитой достоинства и интересов Советского Союза от прямых нападок со стороны членов парламента. Маргарет Тэтчер, по крайней мере, была прозорливее своих парламентариев и оценила потенциал будущего советского лидера, заявив: «Мне нравится Горбачев. С ним можно иметь дело»[61]. Напротив, Громыко, который менее чем через три месяца выдвинет кандидатуру Горбачева на пост генсека, вероятно, выступление последнего в Англии представлялось предвестником более эффективной реализации «наступательной разрядки»[62].