Горбачев и Ельцин как лидеры

Горбачевское новое мышление создавалось в контексте утраченной веры и подорванной уверенности в собственных силах. Горбачев заменил старые установки совершенно иным взглядом на международную политику[97]. Вместо борьбы двух лагерей, основанной на классовых интересах, он продвигал идею «взаимозависимости» мирового сообщества, общности интересов государств Северной Америки, Европы и СССР, а также трансцендентных угроз «общечеловеческим интересам», вызванных гонкой ядерных вооружений, милитаризацией международных отношений, распространением оружия массового уничтожения, нищетой в странах третьего мира и опасностями для окружающей среды. Его официальные представители утверждали, что мирное сосуществование больше не должно рассматриваться как форма классовой борьбы. Скорее это самоцель, оно необходимо для предотвращения угроз выживанию человечества, присущих неограниченному соревнованию двух систем. Поэтому крайне важно, чтобы великие державы, и особенно сверхдержавы, положили конец своему военному соперничеству и сотрудничали в разрешении транснациональных экзистенциальных угроз.

Новое мышление предполагало особенно критическое отношение к использованию военной силы как средства борьбы с угрозами для государств. Поскольку насилие имеет наибольший потенциал эскалации в межгосударственных отношениях и так как в условиях глобальной взаимозависимости применение насилия гарантированно отразится на всем международном порядке, приоритетной задачей стала демилитаризация отношений между государствами. Из этого следовало, что отношения великих держав не могут строиться на взаимном запугивании; скорее целью является «взаимная безопасность», в которой ни одна из сторон не пытается основывать свою безопасность на незащищенности другой стороны.

Важным тактическим компонентом нового мышления стал призыв «лишить империалистов их образа врага». На этом основании новое мышление провозглашало, что для построения отношений сотрудничества с Западом необходимо изменить политику принятия внешнеполитических решений на самом Западе. Если в западных столицах будут и далее преобладать сторонники жесткой линии, то советские инициативы не встретят взаимности и перспективы сотрудничества между великими державами не будут реализованы. Соответственно, историческая ответственность СССР заключалась в том, чтобы делать предложения, от которых Запад не сможет отказаться, чтобы лишить легитимности утверждения сторонников жесткой линии, будто коммунистическому врагу нельзя доверять. Таким образом, советская политика будет способствовать трансформации мнения как общества, так и элит в западных странах, помогая тем самым создать политическую основу для устойчивого сотрудничества, которое необходимо для нейтрализации угроз цивилизации.

Как указывалось в главе третьей, в выступлениях Горбачева в декабре 1984 года уже содержались концепции, связанные с новым мышлением и новыми мыслителями в международных отношениях. Однако в его докладе на XXVII съезде партии в феврале 1986 года [Горбачев 1987–1990, 3: особенно 245–252] такие высказывания соседствовали – не очень мирно – с традиционной риторикой о «мировом революционном процессе» и «антиимпериалистической борьбе». Новые темы в то время в его речах присутствовали, однако были не слишком заметны. Однако в 1987 году Горбачев в значительной степени отказался от традиционалистской риторики. Темы нового мышления заняли центральное место в его обращении в феврале 1987 года к собравшимся в Москве участникам международного форума «За безъядерный мир, за выживание человечества» [Горбачев 1987–1990, 4: 376–392]. Суть нового мышления подробно описана в книге Горбачева, изданной в том же году и предназначавшейся как для советских читателей, так и для международной аудитории [Горбачев 1987].

Спасение или предательство?