Горбачев и Ельцин как лидеры

В ответ на критику российской уступчивой внешней политики он сместился в сторону центра. В 1992–1993 годах благодаря Ельцину Россия заняла более твердую позицию. Он отменил свой визит в Японию и оставил мысль об уступках в вопросе возвращения Южных Курил. Москва начала настаивать на особом статусе России в рамках «Партнерства ради мира», организованного Вашингтоном как комплексное военное дополнение к НАТО, куда входили все посткоммунистические государства. Москва стала более требовательно призывать Запад уважать ее исторически сложившуюся общность с интересами сербов в гражданской войне в Югославии. Как в политическом, так и в военном отношении Россия стала более напористой в ближнем зарубежье и объявила Западу, что СНГ является зоной исключительно российских интересов. Как отмечалось ранее, российское правительство использовало экономическое принуждение и военные угрозы в отношении Эстонии в ответ на принятый там дискриминационный закон о гражданстве 1992 года. В 1993 году Россия начала подталкивать страны СНГ к разрешению «двойного гражданства» для их этнического русского населения и для увеличения размаха и глубины экономической и политической интеграции в рамках Содружества. В феврале 1994 года Министерство иностранных дел разработало программу защиты русскоязычных граждан в бывших республиках СССР, которая предусматривала использование экономических санкций в знак протеста против нарушений прав. По словам представителя МИД, эта мера была включена, потому что они считали, что «дипломатических мер недостаточно»[272]. Таким образом, в ответ на дискредитацию его идеалистических взглядов на международные отношения Ельцин двинулся в сторону Realpolitik в подходе к сферам влияния на ближайших соседей России и к занятию несколько более жестких позиций в дальнем зарубежье.

Тем не менее, несмотря на эти сдвиги, в сотрудничестве с Западной Европой и Соединенными Штатами в области контроля над вооружениями и других сферах отношений Востока и Запада Россия оставалась партнером. Кроме того, Ельцин пошел на бесспорные уступки в отношениях с двумя крупнейшими государствами – преемниками СССР после России: Украиной и Казахстаном. Коррекция курса 1992–1993 годов подразумевала поиск синтеза либерального интернационализма и реалистического этатизма, или, иначе говоря, поиск отношений, основанных на элементах как сотрудничества, так и конкуренции. Ельцин надеялся, что такая комбинация удовлетворит российских государственников при сохранении доброжелательного отношения западных столиц. Доминирующая цель его политики в отношениях Востока и Запада заключалась в том, чтобы заручиться максимальным сотрудничеством Запада в облегчении социально-экономических, политических и военных преобразований в России[273].

Конституционный кризис и парадокс государственного строительства

Единственная область, в которой Ельцин не изменил своей позиции, – его отношения с парламентом и президентская власть. Правда, в течение большей части 1992 года он пытался, хоть и безуспешно, договориться со Съездом народных депутатов[274]. К осени 1992 года чрезвычайные полномочия Ельцина по указу истекли; парламент не был склонен их продлять и даже стремился сократить формальные полномочия президента. Некоторые депутаты также призывали к импичменту Ельцина[275].

Похоже, в глазах Ельцина это была точка невозврата. Он приобрел авторитет как поборник доброжелательного, но индивидуального лидерства. Фактически он прилагал максимальные усилия для создания коалиций и достижения компромиссов между разрозненными силами в свою бытность председателем Верховного Совета РСФСР (1990–1991)[276], но это поведение было обусловлено тем, что избран он был с небольшим (в четыре голоса) перевесом в ходе закрытого внутрипарламентского голосования. Как только Ельцин получил подтверждение своего лидерства со стороны общественных масс (на президентских выборах в июне 1991 года), он заявил о себе. Оппозиция его руководству в 1992 году со стороны Съезда народных депутатов и его собственного вице-президента, присоединившегося к антиельцинским силам, угрожала его политическому авторитету и противоречила его пониманию принципов политического порядка. Он утверждал, что Съезд – пережиток времен СССР, в котором никогда не проводились по-настоящему свободные и справедливые выборы. Тем более казалось неприемлемо, что из-за конституционного тупика Верховный Совет претендовал на роль «высшей власти» в государстве, как было написано в устаревшей, но все еще не отмененной брежневской конституции 1977 года. Согласно ельцинской плебисцитарной концепции власти, высшим носителем власти являлся «народ», и Ельцин – но не парламент – выдержал это испытание[277]. Поэтому, когда парламентарии начали призывать к импичменту, президент России был готов к драке.