Горбатый Эльф

Впереди живой плеск ручья гас в черном безмолвии озера. Полоска прибрежного песка стала немного уже за последние недели. Хогга росла, незаметно и неотвратимо. Сейчас она была тиха – спала или выжидала? С поверхности поднималась почти невидимая прозрачная дымка, на разной глубине висели голубоватые сгустки то ли фосфоресцирующей воды, то ли гниющей плоти. Над некоторыми светящимися пятнами парили души поглощенных Хоггой. Почему они здесь? Что держит их в этом безжизненном мраке? Эрвин окликнул их, и услышал шепот:

– Как хорошо… Мне больше не надо убивать ради пищи…

Наверное, это душа вон того полуразложившегося волка. Но нет, шепот принадлежал разбойнику, сотню лет назад не сумевшему найти выход из пещеры. Волк говорил другое:

– Мне не больно… Мне никогда не будет больно… – он приполз сюда умирать от старости, и теперь был счастлив.

– На что ты там пялишься? Положи овцу на берег.

Готфрид воздел руки и запел древнее заклинание на давно забытом гортанном языке. Но здесь не действовали заклятия, это было царство Хогги. Надтреснутый голос колдуна становился все слабее, и пение оборвалось на полуслове.

– Раб, опусти овцу в воду.

Эрвин повиновался и с тоской смотрел, как кудрявая шкурка отплывает от берега и окутывается голубым сиянием. Испуганный комочек сознания отделился от тела и заметался над поверхностью озера.

– Не бойся, здесь нет боли и страха, – сказала Хогга овечьей душе.

– Ну нет, она тебе не достанется, – Эрвин тихонько свистнул, комочек приник к его плечу. Он подтолкнул его в сторону ручья:

– Беги, здесь опасно. Беги к свету.

Надо будет потом найти ее, а то глупышка заблудится. У управляющего скоро ожеребится белая кобыла. Была овцой, станет лошадкой.

– Хогга, я принес тебе жертву, и ты стала сильнее. Позволь мне взять частицу твоей плоти…

С этими словами колдун опустил в озеро черпак с длинной ручкой и бережно перелил в колбу немного воды. Он успел отбросить черпак и закрутить пробку, когда от озера отделилась прядь тумана и обвилась вокруг его груди.

– Вечная жизнь… Я буду жить вечно… – прошептали его губы.

Эрвин взял его за шкирку и оттащил от берега.

– Эльф, зачем… там же… – Готфрид тянул дрожащую руку к воде.

– Там смерть, ваша светлость. Смерть, понимаете?

Колдун, шатаясь, побрел прочь от озера.

Готфрид не мог оторвать восхищенного взора от колбы с мутноватой, отливавшей свинцом жидкостью. Поставил ее на середину рабочего стола, ходил вокруг, что-то бормотал, поглаживал. Радость распирала грудь, хотелось разделить ее хоть с кем-то.

– Мертвая вода… ты понимаешь, заморыш – ею можно исцелить целое войско, снова и снова, они смогут воевать бесконечно… Да куда тебе понимать, разве ты человек? А кстати – ты помог мне, когда Хогга попробовала меня затянуть. Хотелось бы знать, зачем? Отошел бы в сторонку – и был бы свободен. Ведь я же, с твоей точки зрения, зло?

– Ну, пока не такое уж большое. К тому же, я к вам как-то привык.

– Все привыкают к рабству, даже эльфы. На, лови!

Эрвин ловко поймал монетку. Попозже он подложит ее в кошель герцога, откуда он утром свистнул денежку, и не будет ему ничего должен. Кстати, колдун правильно оценил свою жизнь: не дороже овцы.

А Готфрид все не мог успокоиться, ему был нужен просвещенный собеседник для беседы, но рядом торчал только этот недоумок.

– Раньше я считал, что эльфы враждебны людям. Вижу, что ошибался – ты уж сколько раз лез из кожи вон, чтобы спасти какого-нибудь проходимца.

– Просто мы стараемся держаться от вас подальше. А мне пришлось жить среди людей, теперь я знаю, что не все они такие, как мы про вас думаем.

– И что же думают эльфы о людях?

– Вы похожи на нее – эльф мотнул головой, показывая куда-то на пол, – ну, может, не каждый – но многие. Вас мучит жажда. Хотите иметь больше, чем у вас есть, потом – еще больше, потом – вообще всё. А всё – оно одно, на всех не хватит, вот и грызетесь, как свора собак за кость, при этом топча тех, кто просто хочет жить.

Готфрид чуть-чуть улыбнулся, глядя на эльфа с удивлением:

– Я ждал чего-нибудь поинтересней, чем святошеские глупости, которыми меня потчевали еще в детстве. Мораль неудачников. Человек тем и отличается от животного, что не останавливается на достигнутом – в этом его величие.

– Да. Вот только если бы вы, не останавливаясь, становились умнее или счастливее…

– Счастье – в достижении желаемого.

– Станет ли Хогга счастливой, когда сожрет всю жизнь на земле?

– Хогга, боюсь, станет очень голодной. Человек – не Хогга, он разрушает ради созидания. Ладно, философ, я тебя понял. А теперь принеси мне мышь.

Эрвин давно ждал этого, но беспрекословное подчинения было не в его правилах.

– Мышь? Эльфы не ловят мышей. Может, лучше обратиться с этой просьбой к коту?

– Это приказ.