Свою роль в перестройке Яковлев чудовищно преувеличивал. «Идеологическая сфера» – к ней его бы просто не подпустил Егор Лигачев, который как раз начинал понемногу в ней хулиганить. Кулацкий сын оказался хитрее, чем о нем было можно подумать, и даже опытный Громыко его похвалил. Академика Афанасьева, брежневского главного редактора «Правды», которого генеральный секретарь планировал отправить на пенсию немедленно, Лигачев предложил не трогать – пусть «Правда» так и останется пугалом из брежневских времен, чтобы все видели, что партия – это такой динозавр, который скорее вымрет, чем хоть как-то перестроится. Локомотивами гласности (само слово «гласность» как лозунг предложил Лигачев, всем понравилось) должны стать не партийные медиагиганты – иначе у людей может возникнуть чувство, что речь идет об очередной, каких уже много было, идиотской кампании, а две или три небольшие газеты, от которых давно никто ничего не ждет, допустим, «Вечерняя Москва» и «Социалистическая индустрия». «Может, хотя бы «Огонек»?» – неуверенно предложил Громыко, и идею сразу все подхватили – журнал популярный, а читать невозможно. «Ой, если читать невозможно, то есть еще «Московские новости», – продолжил ковать железо президент. – «Там только мои речи и печатают, зато на семнадцати языках. Семнадцать языков – это масштабно, хорошо». Тоже согласились; главных редакторов поручили подобрать Лигачеву, а тот сразу назвал имена. На «Огонек» предложил киевского поэта Коротича, который работал в журнале про иностранную литературу и, еще когда Лигачев работал в Томске, снабжал его всякой иностранной и эмигрантской антисоветчиной. А в «Новости» можно Егора Яковлева из «Известий», он помешан на «возвращении к ленинским нормам» – ну и пусть возвращается, а мы поможем. Других кандидатур ни у кого не было, генеральный секретарь сказал – «Ну, Юрий Кузьмич, это твой выбор», – и сам поморщился, ему показалось, что им манипулируют.
XL
Но по-настоящему он узнал, что такое манипулировать, только следующей весной, когда его разбудил звонком маршал Соколов с криками – «Война, война». Маршал просил разрешения нанести ответный ядерный удар по Соединенным Штатам.
– Погодите, – нащупал в темноте босыми ногами тапочки. – Случилось-то что?
– Нанесен ядерный удар по Советскому Союзу, – задыхаясь отрапортовал маршал. Ох ты ж черт. Может, китайцы?
– Под Киевом ударили, – продолжил докладывать министр обороны. – Товарищ генеральный секретарь, дорога каждая минута. Разрешите принять ответные меры.
– Да успокойтесь вы, – чем больше проходило минут, тем меньше он верил министру. – Где под Киевом? Что там?
В трубке заминка, дыхание пожилого человека. Ищет, наверное, по карте.
– Город Припять Киевской области, товарищ генеральный секретарь. Очевидно, хотели ударить по стратегическому объекту советской энергетики.
– По какому объекту?
– Чернобыльская атомная электростанция имени Ленина, товарищ генеральный секретарь.
За окном светало. Проснулся окончательно. Встал с кровати.
– Сергей Леонидович, вы военный человек. Вы уверены, что на атомную станцию противник обязательно сбросил бы атомную бомбу? Извините, а зачем?
В трубке замолчали, и снова старческое дыхание.
– Позвоните в средмаш. Уточните. Доложите. Спасибо.
Положил трубку, сел – ну понятно, что не война, но все равно паршиво; делать-то что? Снова звонок, снова маршал.
– Так точно, товарищ генеральный секретарь. На атомной станции в один час двадцать три минуты сорок семь секунд в ходе проведения проектного испытания турбогенератора номер восемь на энергоблоке номер четыре произошёл взрыв, который полностью разрушил реактор. Здание энергоблока, кровля машинного зала частично обрушились. В различных помещениях и на крыше возникло более тридцати очагов пожара. Тушение пожара продолжается силами пожарных расчетов и работников станции.
– Америку, значит, бомбить? – тяжело вздохнул. – Спать идите.
XLI
Это была не война, но легче от этого не было. Ядерные катастрофы в советской истории уже были, еще Суслов лет тридцать назад показывал ему вырезку из «Челябинского рабочего», вот такую:
«В прошлое воскресенье вечером многие челябинцы наблюдали особое свечение звездного неба. Это довольно редкое в наших широтах свечение имело все признаки полярного сияния. Интенсивное красное, временами переходящее в слабо-розовое и светло-голубое, свечение вначале охватывало значительную часть юго-западной и северо-восточной поверхности небосклона. Около 11 часов его можно было наблюдать в северо-западном направлении.
На фоне неба появлялись сравнительно большие окрашенные области и временами спокойные полосы, имевшие на последней стадии сияния меридиональное направление. Изучение природы полярных сияний, начатое еще Ломоносовым, продолжается и в наши дни. В современной науке нашла подтверждение основная мысль Ломоносова, что полярное сияние возникает в верхних слоях атмосферы в результате электрических разрядов.
Полярные сияния можно будет наблюдать и в дальнейшем на широтах Южного Урала».