Гордая птичка Воробышек

  Да, он хотел меня и был готов к близости, я чувствовала это в доме его отца. До сих пор хотел ту, через которую не получилось просто перешагнуть и отпустить, как других. Забыть уже на утро. Это куда ближе к истине, куда ближе к тому, что можно назвать желанием, - назойливым, быть может, неутоленным, но могу ли я за то пенять ему? Тому, кто сам вызывает во мне столько чувств, что впору бежать от них сломя голову. Бежать от парня, рядом с которым мне так спокойно, словно я напрочь отрешена от мира со всеми его бедами. К которому меня тянет точно магнитом. Рядом с которым... Да, я должна признаться себе! Рядом с которым я хочу быть больше всего на свете, и которому никогда не признаюсь в том.

  И все же, как он может меня хотеть? Измятую чужими руками, с исцарапанным лицом и измученными губами, представшую перед ним в таком неприглядном свете? Как? Ту, из-за которой пострадал его дом? Из-за которой он едва не пострадал сам! Это жалость, это сочувствие и все, что можно считать человечностью, это минутное притяжение, - ведь я давно поняла, что Люков вовсе не ледяная глыба.

  Господи! - я вновь вспоминаю все, произошедшее с нами, и закрываю лицо руками. - Какая ужасная ситуация! И как ужасно, что мое прошлое сегодня коснулось Ильи.

  В комнате достаточно тепло, однако меня все равно бьет непреходящая дрожь. Я стягиваю джинсы, но остаюсь в свитере и послушно забираюсь в постель - похоже, слушаться и доверять Люкову уже входит у меня в привычку.

  Постель большая и холодная, не уютная, чужая. Я ложусь на самый край и укрываюсь одеялом до подбородка, желая по минимуму ощутить себя ее частью. Жду Люкова, не смыкая глаз, так и не выключив свет, и не прикрываю глаза даже тогда, когда он выходит из ванной комнаты и подходит к кровати. На мгновение склоняется надо мной, обдав запахом мужского геля и свежести, сдергивает подушку, свернутый в валик плед, еще один и расстилает себе на полу походную постель вблизи от меня. Щелкнув выключателем, раздвигает шторы - так, чтобы снежная ночь осветила комнату, и, не раздеваясь, ложится на пол, оставшись в джемпере и джинсах, забросив руки за голову.

  И замирает, не выдает себя в тишине ни одним движением. И лишь спустя длинный выдох...

  - Спокойной ночи, Воробышек.

  И мой прервавшийся вздох...

  - Спокойной, Илья.

  И вновь тишина. И густая полутьма ночи, в которой мы долго лежим молча без сна, думая каждый о своем.

  Я знаю, что он не спит. Его спокойное дыхание едва слышно, но ему не обмануть меня. Я поворачиваюсь на бок, затем на живот и чуть сползаю с края кровати, желая видеть хотя бы тень Люкова.

  - Илья... - окликаю шепотом парня, упирая подбородок в подушку. - Ты спишь?

  - Нет, - тихо отвечает он, подтверждая мою догадку. - Так же, как ты. Что случилось, птичка? Тебя что-то беспокоит?

  - Нет, - дергаю я подбородком, пусть он этого и не видит, и тут же признаюсь. - То есть, да...

  - Что? - бесцветно интересуется Люков.

  - Собственная глупость. Илья, извини, я так глупо повела себя, когда ты сказал, что... когда я спросила тебя... Как маленькая, честное слово!

  - Ну, не такая уж ты и взрослая.

  - Но и далеко не подросток же, чтобы так шарахаться от слов на ровном месте! Глупо.

  - Нет. Это мне не стоило говорить. Не знаю, что на меня нашло, - он шумно вздыхает. - Спи, Воробышек, уже поздно, я не собираюсь набрасываться на тебя.

  - Знаю. Просто я хотела...

  - Что? - Я чувствую, как Люков напрягается, поворачивая лицо в мою сторону. - Что же ты хотела, птичка? Кристальную слезу единорога? Или звезду с неба? Сегодня до неприличия звездная ночь, пожалуй, я мог бы попробовать.

  Улыбка сама собой трогает мои губы: он все еще пытается приободрить меня.

  - Сегодня я не стану загадывать желание, Илья.

  - Почему?

  - Потому что глупо желать большего, чем ты для меня сделал.

  - Жаль, - серьезно отвечает Люков, снова направляя взгляд в окно, где светит заметно пополневшее с нашей прошлой встречи ночное светило. - Веришь, так и чешутся руки ухватить эту проклятую луну за хвост.

  Он опускает руку на бедро полусогнутой ноги. Сдернув плед, чертыхается, недобро помянув градовский отель.

  - Я хотела объяснить, о завтрашнем дне...

  - Я говорил, птичка. Тебе не стоит больше бояться Ящера. Просто забудь о нем.

  Просто забудь... Если бы это было так легко! Но...

  Как он может так чувствовать меня? Буквально угадывая то, о чем я думаю? Разве так бывает? Но Люков удивительный, и я не могу не сказать ему об этом, выудив из водоворота мыслей самую неожиданную.

  - Ты удивительный человек, Илья. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. И сердце у тебя вовсе не с желудь размером, - это Донг в сердцах сказал, - а большое и отзывчивое.

  Он вновь молчит и смотрит на меня, а я... Я, подавшись вперед, высвободив руку из-под одеяла, черчу пальцами непонятные узоры на ковре, все крепче прикипая к парню взглядом.

  - Не знаю, смогу ли я забыть Игоря. Позволит ли он мне забыть о себе, но Илья, я очень тебя прошу, не связывайся с ним. Грег злопамятный, он не привык к унижению, не привык получать отпор.