- Не знаю. Наверно, - я неуверенно бормочу, удивляясь словам Ильи, той неожиданной горечи, что неприкрыто прозвучала в них. Получил ли Грег, что хотел?.. Я всегда считала, что да. О душе я позволяла ему только мечтать.
Рука Люкова упирается в стену над моим плечом, губы жестко смыкаются..., я смотрю на него, на его сосредоточенное лицо и понимаю, что он никогда бы не прибегнул к обману, как поступил Игорь. Хотя такие парни, как Илья, вряд ли когда-нибудь в своей жизни вообще получают отказ. Во всяком случае, те девушки, которых я видела рядом с ним, все были счастливы привлечь его внимание.
Я неожиданно вспоминаю момент нашей короткой борьбы, когда застала Илью в алкогольном дурмане, всего в синяках, и то, как легко он отпустил меня, едва я попросила об этом. Вопрос сам собой слетает с языка, очень личный, мгновенно вызвавший на щеки румянец стыда, но Люков много чего сегодня позволяет мне, и я решаюсь задать его.
- Илья, скажи, а ты... У тебя было когда-нибудь, чтобы ты хотел, а тебя нет? Откуда ты можешь знать, каково это - желать без взаимности?
Он медлит с ответом, все это время удерживая мой взгляд, заставляя чувствовать непонятное напряжение, исходящее от его горячего тела, сейчас такого близкого, вновь заслонившего меня от всех страхов сегодняшнего дня,... и все же признается:
- Нет, птичка, никогда.
- Вот видишь... - я совсем не удивляюсь, совсем, - не стоило и думать иначе. Но Илья вдруг добавляет к сказанному несколько негромких слов:
- Никогда, до встречи с тобой. Поверь мне, это больно - хотеть женщину, теперь я знаю.
***
Она смотрит на меня, почти успокоившись, и вдруг изумленно распахивает глаза. Стремительно отшатывается, как от чумного...
- Женя... - Я делаю к ней шаг, протягиваю руку, но воробышек продолжает пятиться назад, спотыкаясь о нехитрую мебель. - Женя, успокойся! - прошу, вновь замирая на месте, глядя, как птичка беспомощно шарит рукой по шее.
- Но, ты сказал, что не сможешь. Не сможешь быть рядом. Не сможешь, как было. Ты сказал...
- Сказал, - соглашаюсь я, пытаясь дать воробышку хоть какую-то опору. - Потому что я хочу тебя, Женя, так сильно, что твоя близость приносит боль, но это моя проблема, и я не собираюсь тебя ни к чему принуждать.
- Но как же, Илья... - шепчет она предавшим ее голосом. - Как ты можешь хотеть после всего, что видел? После того, что я рассказала тебе?.. Как ты можешь? Пусть раньше, когда рядом была Ирина, чтобы досадить ей, но теперь?.. Ты... ты из жалости так говоришь, да?
Глупая, глупая птичка воробышек!
У меня перехватывает дыхание от таких слов девчонки. Но, черт! Я сам виноват: нашел время для признания! И сейчас, пытаясь сгладить сложный момент между нами, я отворачиваюсь от нее, от ее распахнутых серых глаз, чтобы хоть немного ослабить ту нить притяжения, что с невероятной силой влечет к ней, и говорю, как можно суше:
- Раздевайся и ложись спать, воробышек, - должен же этот чертов день когда-нибудь закончиться! Я выйду...
- Илья...
- ...в ванную комнату. А после устроюсь на полу. Ничего, - предупреждаю ее новый вопрос, почти сорвавшийся с языка, - не замерзну, не переживай, я привычный.
И ухожу, отчаянно желая дать телу почувствовать, наконец, так необходимый ему сейчас остужающий холод жестких струй воды и освободить его, пусть на короткое время, от вконец измучивших мук желания.
***
Это не правда. Это не может быть правдой - то, что сказал Илья. Не может! Пусть и прозвучало так искренне, что напрочь огорошило меня. Это просто нелепость, просто участие, сочувствие, жалость, да что угодно, но не влечение к женщине само по себе, вовсе нет! Во всяком случае не то, что приносит боль, не то, о котором он говорил.
Да, я встала на его пути - навязалась с учебой, попалась так глупо сначала с Яковом, потом с отцом. Затем заслонила собой от Ирины... Могла ли я внезапно оказаться той, на которой свет сошелся клином? После всех ярких подруг Ильи?.. Нет, не верю. Да и не о чувствах он говорил, я пока еще не сошла с ума. Я - просто еще одна девушка, одна из многих, приблизившаяся к Люкову слишком близко. Оказавшаяся в его личном пространстве, привлекшая временное внимание проблемная девчонка, с которой почти удалось то, что удавалось со всеми... Почти, если бы не ее проблемы, вставшие преградой на пути к удовольствию. Женщина, с которой не удалось, и к которой не пропало желание. Желание, разбуженное страстью к другой.