Гордая птичка Воробышек

   В машине тепло и уютно, рядом со мной самый надежный водитель, и я, вновь ощутив опускающееся на плечи спокойствие, легко отвлекаюсь на замелькавшие за стеклом автомобиля дорожные фонари, заснеженные улицы и теплые окна домов. Таращусь в окно не знаю сколько времени, пока, наконец, не замечаю, что мы давно оставили позади мое общежитие, дом Люкова и едем, взвивая колесами дорожную поземку, по загородной трассе.

  - Люков, у тебя сегодня был сложный день, ты вовсе не должен со мной возиться. Ты мне ничего не должен, слышишь?

  - Поздно, Воробышек, - бросает он в ответ одними губами. - Уже слишком поздно. - Тверже обхватывает пальцами руль и коротко оглядывается на меня. - Не бойся, мы просто переночуем в тихом и спокойном месте. В частной гостинице - ведь это не страшно? Не стоит тебе сегодня возвращаться в общежитие.

  - Нет, конечно. Просто...

  - Просто не думай о нем, хорошо?

  - Я и не думала.

  - Вот и отлично.

  - Я думала о тебе. О том, что ты не был дома несколько дней, и вот из-за меня снова уезжаешь в ночь. И я не боюсь, Илья, ты же знаешь.

  - Да, знаю. Я помню, Воробышек.

  "...Ответь, птичка, я хочу знать. Воробышек? Только честно.

  - Я не знаю. Просто чувствую себя спокойно возле тебя, вот и все.

  - Возле меня? Вопрос был о моей машине.

  - Илья, перестань..."

  Он смотрит перед собой на дорогу, а я смотрю на его прямой профиль, скрытый сейчас тенью ночного сумрака, и совсем не хочу отводить глаз. Он помнит мои слова-признание, оброненные в такой же поздний вечер, но сегодня это почему-то уже не смущает меня. Я смотрю и не могу поверить, что он рядом. Что, если бы он не вернулся сегодня, если бы я никогда не встретила этого невероятного парня в огромном городе, длинный день закончился бы для меня дорогой в Гордеевск в компании Игоря и беспросветным завтра.

  "Белый Терем" оказывается не просто гостиницей, а двухэтажным частным домом отдыха - небольшим и уютным, со сторожкой у ворот и высокой бревенчатой оградой, за которой в этот праздничный вечер слышится людской гомон, и где машинами занята практически вся парковка.

  Время позднее, но в "Тереме", похоже, в эту рождественскую ночь никто не собирается спать, и, когда мы с Люковым, оставив машину, направляемся по заснеженной аллейке к освещенному крыльцу здания, в макушку Илье неожиданно прилетает снежок. Едва он останавливается и оборачивается, о плечо разбивается еще один.

  - Эй! Что за... Черт!

  Мальчишки. Трое. Лет десяти. Спрятались за ближайшим, навернутым дворником сугробом и, пока их родители отвлеклись на дружеские посиделки в зимней беседке в компании шашлыка и музыки, устроили припозднившимся гостям дома отдыха настоящий прицельный обстрел.

  Это выходит само собой, мне столько раз доставалось от младших братьев, что, когда снежок задевает бубон, сбивает шапку на бок и ссыпается в капюшон, я стремительно приседаю и загребаю ладонями снег. Дернув оторопевшего Илью за рукав куртки, кричу, вскакивая и посылая некрепкий снежок за сугроб.

  - Это не черт, Люков! Это война! По снежным троллям - пли!

  Илья легко попадает в мальчишку, в отличие от меня. Ссыпает снежок за шиворот еще одного, не вовремя показавшегося из засады, вызвав у последнего взрыв восторженного негодования, но я тоже не стою без дела и стойко держу оборону нашего маленького отряда.

  - Сдавайтесь, гоблины! Вы окружены! Мы вас победим! - кричит самый маленький мальчуган и с довольным хрюком запускает в нас пару метких снежков, ныряя за сугроб.

  - Кто?! - Люков изумленно вскидывает брови, отряхивая грудь от снега. - Гоблины?!

  Я смеюсь и поправляю шапку:

  - Кажется, Илья, нас с тобой только что причислили к отряду нелюдей.

  Я знаю, он намеренно закрывает меня собой и позволяет мальцам "расстрелять" его.

  - Ах, так? - недовольно рычит, наклоняясь и набирая в ладони горсти снега. - Гоблины не сдаются! Никогда! Ну, держитесь, мелкие тролли, и молитесь, как бы не растаять! Потому что сейчас самый меткий на свете гоблин задаст вам жару!

  - Полундра! - визжат мальчишки, а я сама не замечая того, хохочу, когда, уворачиваясь от летящего в меня снежка, вдруг сажусь в сугроб.

  - Дети! Вы с ума сошли? А ну, прекратите немедленно!.. Толя! Да иди же сюда, в конце концов! Уйми их!

  Высокая полная женщина, выбежав из беседки, хватает двоих мальчишек за шиворот и, как котят, прижимает к себе, пока невысокий щуплый мужичок, значительно уступающий даме в росте, за ухо вытаскивает из-за снежного укрытия третьего.

  - Извините! Ради бога, извините наших мальчиков, - щебечет покаянно дама, - виноваты, не досмотрели! Не хотелось их спать укладывать - нам в пять утра в город возвращаться, - думали, пусть побегают, порезвятся себе вволю на природе: здесь же воздух какой, да и Рождество на носу! Отоспаться всегда успеют! А они, негодники, вон что учудили! В людей снежками! Эх, дайте только до ваших задниц добраться, пожалеете у меня, что мать не послушали и спать не легли. Распустил вас отец! Толя?!