- За то, что позволил Яшке увести тачку у тебя из-под носа. И за то, что моя девочка оказалась сегодня здесь. Понял?
- Понял, - кивает Борис, и я ухожу. Прохожу мимо охраны, неожиданно вытянувшей стойку, как перед хозяйским кнутом (смотрю, вышколил их на меня хозяин, неожиданно; никто кроме Борьки даже рыпнуться не посмел), и иду к дому.
В семейной усадьбе Градова ничего не изменилось за те два года, что я не был здесь. Все по-прежнему пафосно и незыблемо. Яшка сидит на крыльце, под самой колонной, свесив темную голову меж худых колен, и медленно раскачивается из стороны в сторону. Тощий как жердь и такой же одинокий. Он разделся до футболки и трусов - одежда темными пятнами сброшена на ступени и заледенела не меньше, чем снявший ее человек, и я понимаю, что сегодня он сбежал от меня.
Сволочь. Я подхожу и сгребаю Яшку на руки. Ударив дверь ногой, вхожу в дом.
- Донесешь? - передаю на руки, выскочившему на перезвон колоколец дворецкому, и не старый, довольно крепкий еще мужчина уверенно отвечает:
- Конечно, Илья Романович. Не в первый раз.
А я чертыхаюсь про себя. Черт! Босс совсем с ума сошел. И этот туда же.
- Не переживайте, - кричит мне в спину, когда на приглашение войти в дом, я отвечаю молчанием и ухожу. - Сейчас разотремся, затем ванну - через пару часов будет наш Яков Романыч как новенький...
Он замечает меня сразу. Человек, давший мне жизнь, но не имя. Аллеи в усадьбе Большого Босса достаточно освещены, ветви голых кустарников острижены профессионально, и я чувствую, как взгляд отца выхватывает мой движущийся силуэт в рассеянных фонарным светом сумерках еще издали.
- Мой младший сын - Илья. Прошу любить и жаловать, - громко сообщает господин Градов своим деловым партнерам, когда я останавливаюсь рядом с ним, и для кое-кого из присутствующих эта новость становится настоящим сюрпризом. Например, для русоволосого типа с прилизанной лысиной - владельца подпольного тотализатора и известных в городе брокерских компаний, с которого я лично получил пару недель назад двадцать пять штук призовых. Или для полного одутловатого субъекта - управляющего сетью отцовских гостиниц и турагентств, как-то купившего у меня за бешеные бабки бой для своего бойца.
Значит, открыто решил представить блудного сына двору? Занятно.
- Где она? - без предисловий и бесполезных рукопожатий бросаю я и упираю в отца холодный взгляд. Плевать я хотел на его зверинец.
- Кто? Евгения? - невозмутимо спрашивает Босс и изучает меня пытливыми глазами.
Что ж, смотри старик, смотри, раз уж тебе выпал редкий случай увидеть сына. Мы не виделись с тобой два года и не увиделись бы еще столько же, если бы не одна доверчивая маленькая птичка, залетевшая в твою золоченую клеть. Не думаю, что за этот срок я сильно изменился. А вот ты, старик, постарел. Поблек. Но за надтреснутым фасадом вижу: ты все тот же умный и хитрый волчара.
- Тут, сынок. Любуется лошадками. Любознательная у тебя девочка.
Я смотрю на худого, ссутулившегося под непомерным грузом забот мужчину и чувствую, как на моих зубах скрепит эмаль.
- Я накажу Яшку, я тебе обещаю! - шепчет Градов. Наплевав на притихших, отступивших в сторону мужчин, подходит ближе. Он хочет коснуться моего плеча пальцами, но в последний момент под прямым взглядом опускает руку. Я вижу, как предательски ломается изгиб его тонких губ, как рушится линия плеч. - Пожалуйста, не трогай его, сынок. Он болен... И у него не все в порядке с головой.
Как предсказуемо. Когда-то я уже слышал нечто подобное.
- Он мог убить ее, не обещаю, что я сдержусь. Это наши с тобой игры, не ее. И не Яшкины. Ваши с ним счеты не должны никого касаться.
- Хорошо, - неожиданно соглашается старик, долго вглядываясь в меня. - Хорошо, сынок. Это твое право. Поступай, как сочтешь нужным.
Он отступает, а я удивляюсь про себя Воробышек: когда девчонка успела сорвать карт-бланш в глазах отца?
...Она стоит у дальнего края манежа, возле самой стены крытого паддока и смотрит, не отрываясь, вцепившись пальцами в перекладины ограждения, на серебристую лошадку, вышагивающую в испанском шаге и кокетливо помахивающую ей хвостом. Она смешная: щеки горят, шапка сбилась на бок, кудряшки растрепались, а глаза... У Воробышек необыкновенно говорящие глаза: серые, бездонные и манящие. Глаза чистого осеннего утра.
Я чувствую, ей не хочется отрывать от лошади взгляд и все же при моем приближении она поворачивается и радостно вскрикивает:
- Ой, Илья! Ты? Ты пришел!
Она поправляет очки, отпрыгивает от ограждения и осторожно касается моей руки. Но тут же, словно устыдившись излишней вольности, отдергивает пальцы, однако не отводит внимательного взгляда.
- Как ты? С тобой, правда, все в порядке?.. Ну и шутник у тебя брат, - прогоняет улыбку и хмурится в лице. - Зла на него не хватает! Такое выдумать! Я ведь думала, ты серьезно пострадал. Поверила. Хорошо, что все обошлось, иначе... Даже подумать страшно, чем бы закончился этот день!