Гордость

– Несколько рюмок коньяка, вот кто, – поясняет Кэрри.

– Какого хрена! – ору я.

Лайла шикает на меня, смеется.

Я осматриваю ее одежду. Крошечный топик, которого я раньше не видела, короткие шорты. По счастью, все еще одета.

– Да все с ней в порядке, – говорит Кэрри.

– Ей тринадцать лет! – ору я на это.

– Я в порядке! – орет мне в ответ Лайла.

– Будешь не в порядке, если родители узнают.

Лайла распрямляется и садится на край ванны.

– Зури, я не делала ничего, чего бы мне не хотелось.

– Выходит, тебе хотелось, чтобы Уоррен тебя лапал за все места? Я фотки видела, Лайла!

Она передергивает плечами.

– А мне он нравится, – бормочет она.

Я смотрю на Кэрри. Она вздыхает и говорит:

– Лайла, у Уоррена дурная репутация. Так что ты с ним поосторожнее.

– И ты только сейчас ей это говоришь? – взрываюсь я.

– Эй! Я, между прочим, весь вечер за ней присматривала.

Лайла указывает пальцем на Кэрри и бормочет:

– А ты клевая!

– Он тебя обидел? – не отстаю я.

– Да все путем, – пьяно мычит она.

– Тебе тринадцать лет. Ты сама не соображаешь, что делаешь. Рано тебе еще пить, одеваться непонятно как и целоваться с парнями на четыре года тебя старше.

– А потому что мама с папой мне вообще ничего не разрешают! А без парня никак. У Дженайи-то есть парень. А нам с Кайлой что – сидеть дома с утра до ночи? Я не просила тебя меня спасать, Зури!

Я вздыхаю, качаю головой.

– Так. Уоррен тебя фотографировал?

– Ну. И что?

– Голышом?

– Нет! Я бы такого не позволила!

Я выдыхаю.

Кэрри скрещивает руки, наклоняет голову набок.

– Я знаю, что случилось с Джорджией. Я бы не допустила такого с твоей сестрой.

– Спасибо, – выдавливаю я из себя.

Обхватываю сестру рукой, поднимаю на ноги. Тут раздаются какие-то вопли, и Кэрри пулей вылетает из ванны.

– Блин, что там еще? – бормочет она.

Какой-то белый парень всовывает голову в дверь и выпаливает:

– Драка!

Лайла, спотыкаясь, взбирается по лестнице, я иду следом. Все бегут из дома на улицу. Я вижу: на тротуаре стоят два парня. Остальные отошли от них подальше.

Дарий и Уоррен.

Я подхожу к дерущимся и вижу, что Дарий потерял голову от ярости. Держит Уоррена за воротник. Уоррен вырывается, делает выпад, Дарий уклоняется, наносит ему апперкот. Потом они немного расходятся, пляшут вокруг друг друга, машут в воздухе кулаками. Дарий пытается сбить Уоррена с ног, повалить на землю. У Уоррена те же намерения. Никто не пытается их остановить.

– Эй, эй, эй! – кричу я и едва ли не напрыгиваю Дарию на спину, пытаясь оттащить его от Уоррена. Вцепляюсь изо всех сил, и только тогда какой-то чернокожий парень оттаскивает Уоррена.

Несколько парней помогают мне отвести Дария обратно в дом: он все еще не в себе. Кэрри приносит ему стакан воды и упаковку замороженного гороха – приложить к подбородку. Уходит, возвращается еще с двумя стаканами, мне и Лайле.

Я дотрагиваюсь до ее руки и говорю:

– Спасибо. Правда.

Она улыбается и кивает.

Все в любви хорошо – и Уоррен

Знаешь, рыцари в латах блестящих
Не нужны мне в нашем районе:
Нож в кармане, свирепая морда –
И меня ни один не тронет.
В бой идти за меня не надо:
Я уже победила в войне.
Вон стоят на углу братишки,
Видно, будут цепляться ко мне.
Но когда ты двинешь на парня,
Что взглянул на меня не так,
И влетит ему прямо в рожу
Героический твой кулак,
На тебя я взгляну: а чего, ты ведь можешь,
Похвалю тебя, но без слов,
Посмотрю, как ты и второго уложишь.
Ну а белые смотрят на драку,
Хоть и дело их – сторона.
Что же мне в этой жизни дороже:
Мое сердце или война?

Глава двадцать шестая

Вдали раздается вой сирен – и у меня екает сердце. Это не то что слышать сирену у нас в районе. В этой части Бруклина, среди огромных дубов и многомиллионных особняков, вой полицейской или медицинской сирены означает, что стряслось нечто действительно паршивое. Рядом с домом Кэрри останавливается полицейская машина.

Одна надежда: никто не расскажет полицейским, что весь этот скандал начали два чернокожих парня, а закончилось дело дракой.

Кэрри меряет шагами захламленную гостиную. Говорит по телефону с матерью – та на другом конце света, в Париже. На пороге возникают два копа, и я говорю Дарию – иди спрячься в ванной.

– Зачем? – не понимает он, прижимая пакет с замороженным горохом к подбородку.

– Да затем… – начинаю я.

Но Кэрри просто не впускает полицейских. Объявляет, что все хорошо, вечеринка закончилась. Копы что-то бормочут и тут же исчезают.

– Ух ты. И всех делов? – говорю я, когда Кэрри возвращается в гостиную.

– В каком смысле «всех делов»? – не понимает Дарий.