– Ты должна решить это сама, – ответила Элизабет. – И если, поразмыслив, ты обнаружишь, что ощущение несчастья, приносимое чувством неприязни со стороны двух его сестер, полностью отравляет счастье быть его женой, то я настоятельно посоветую тебе отказаться от него.
– Как ты можешь так говорить? – возразила Джейн, с мимолетной улыбкой. – Ты должна знать, что, хотя я была бы чрезвычайно огорчена их неодобрением, тем не менее, не стала бы колебаться.
– Я и не думала, что ты можешь поступить иначе, и в таком случае я только и могу, что относиться к вашей ситуации с большим сочувствием.
– Но если этой зимой он больше не вернется, мне не придется выбирать. За шесть месяцев много чего может произойти!
Мысль о том, что он больше не вернется, Элизабет категорически отвергала. Ей казалось, что это всего лишь проявление корыстных желаний Кэролайн, и она не могла ни на минуту допустить, что эти желания, в какой бы форме, открыто или искусно завуалировано, не выражались, могут повлиять на молодого человека, ни в малейшей степени не зависящего от других.
Она как можно убедительнее изложила сестре свои мысли по этому поводу и вскоре с удовлетворением обнаружила, что они положительно сказались на настроении сестры. Для Джейн не было характерным уныние, и постепенно у нее возродилась надежда, хотя робость влечения иногда превосходила надежду на то, что Бингли вернется в Незерфилд и исполнит каждое желание ее сердца.
Они решили, что матери следует узнать только об отъезде семьи Бингли, не огорчаясь из-за поведения джентльмена; но даже это неполное сообщение сильно обеспокоило миссис Беннет, и она сокрушалась, считая крайне неудачным, что дамы уехали в тот самый момент, когда они все так сблизились. Однако, после некоторого разочарования по этому поводу, она нашла утешение в том, что мистер Бингли скоро снова снизойдет до их краев и будет обедать в Лонгборне, а итогом всего было самонадеянное заявление, что, хотя обещан был только скромный семейный обед, она уж позаботится о том, чтобы за столом были две перемены блюд.
Глава 22
Беннеты были приглашены на обед к Лукасам, и снова в течение большей части дня мисс Лукас проявляла свое расположение к мистеру Коллинзу, выслушивая его разглагольствования. Элизабет воспользовалась случаем, чтобы поблагодарить подругу за такую любезность.
– Твое внимание способствует его хорошему настроению, – сообщила она, – и я обязана тебе в гораздо большей степени, чем могу выразить.
Шарлотта заверила подругу, что рада быть ей полезной и что такие слова сполна вознаградили ее за незначительную потерю времени. Это было бы очень любезно, но доброта Шарлотты простиралась много дальше, чем Элизабет могла себе представить – целью было предотвратить возобновление любых попыток сближения мистера Коллинза со своей подругой и обратить его внимание на себя. Именно такой и была цель мисс Лукас, а складывалось все настолько благоприятным образом, что к моменту расставания поздно вечером, она могла бы быть почти уверена в окончательном успехе, если бы он не должен был покинуть Хартфордшир так скоро. Но все же она недооценила пылкость и независимость его характера, поскольку характер этот таки заставил мистера Коллинза на следующее утро с удивительной ловкостью сбежать из Лонгборн-хаус и поспешить в Лукас-лодж, чтобы припасть к ее ногам. Он стремился ускользнуть от внимания своих кузин, поскольку был убежден, что, если они увидят, как он уходит, они сразу догадаются о его замысле, а ему не хотелось, чтобы о новом плане стало известно ранее, чем его успех станет неоспоримым, хотя он и мало сомневался в положительном исходе, и не без оснований, поскольку Шарлотта его всячески поощряла, но после неудачи в среду он чувствовал себя несколько неуверенно. Однако приняли его самым благосклонным образом. Мисс Лукас заметила его из верхнего окна, когда он подходил к дому, и тут же направилась, как бы случайно, встретиться с ним на крыльце. Но она даже не смела надеяться, что там ее ждет столько красноречия и пылкой любви.
В кратчайший срок, насколько позволяло многословие мистера Коллинза, между ними все было улажено к удовлетворению обоих, и когда они вошли в дом, он с нетерпением просил ее назвать день, который сделает его счастливейшим из людей, и хотя на такую просьбу, как известно, следовало бы поначалу дать отрицательный ответ, дама не чувствовала ни малейшего желания играть его счастьем. Глупость, которой он был щедро награжден природой, гарантировала отсутствие в его ухаживаниях любого намека на очарование, способное воодушевить женщину благосклонно отнестись к его предложению, и мисс Лукас, принявшая его исключительно из чистого и бескорыстного стремления к определенности в жизни, не заботилась о том, не слишком ли быстро дело будет закончено.