– Тот, кто знает, какие несчастья обрушились на него, не может не почувствовать к нему сострадания!
– Его несчастья! – с презрением повторил Дарси. – Да, его несчастья действительно были невообразимы.
– И вы были причиной этих несчастий, – с горячностью воскликнула Элизабет. – Вы довели его до нынешнего состояния нужды, хотя бы и относительной. Вы проигнорировали привилегии, которые, как вы прекрасно знали, были предназначены ему. Вы лишили лучшие годы его жизни той независимости, которую ему даровало бы предназначенное ему место. Все это ваш грех! А между тем вы с презрением и насмешкой относитесь даже к упоминанию о его несчастьях.
– Так вот каково ваше мнение обо мне! – воскликнул Дарси, быстрыми шагами меряя комнату. – Вот каким вы меня представляете! Я благодарю вас за то, что вы так подробно это объяснили. Мои грехи, согласно вашему перечню, действительно тяжки! Но, может быть, – прибавил он, неожиданно остановившись и повернувшись к ней, – эти оскорбления можно было бы и не заметить, если бы ваша гордость не была уязвлена моим откровенным признанием в своих сомнениях, которые долгое время удерживали меня от принятия столь тяжелого для меня решения. Эти горькие обвинения могли бы и не явиться на свет, если бы я с большей деликатностью скрывал свою борьбу и льстил вам, заставляя вас поверить в то, что мной движет безоговорочное, страстное увлечение, затмившее разум, лишившее сомнений и осторожности. Но всякое притворство мне отвратительно. И я не стыжусь тех чувств, которые открыл вам. Они были естественны и искренни. Могли бы вы ожидать, что я буду радоваться неблагородному происхождению ваших родственников? Торжествовать по поводу союза с людьми, чье положение в обществе настолько ниже моего?
Элизабет чувствовала, что с каждой минутой возмущение растет, однако она изо всех сил старалась оставаться спокойной, когда отвечала:
– Вы ошибаетесь, мистер Дарси, если считаете, что то, как вы изложили свои резоны, повлияло на меня хотя бы малейшим образом, ваши слова как раз избавили меня от сомнений, которые я могла бы испытывать, отказав вам, если бы вы изволили вести себя как джентльмен.
Она видела, что он хотел сказать что-то в ответ, но промолчал, и она продолжила:
– Вам никогда не удалось бы найти такой способ сделать предложение своей руки, который побудил бы меня принять его.
И снова его изумление было очевидным, и он смотрел на нее со смешанным чувством недоверия и горькой обиды. Это не остановило ее:
– С самого начала, я могу сказать, с первой минуты моего знакомства с вами, ваши манеры, блестяще продемонстрировавшие ваше высокомерие, ваше самомнение и ваше эгоистичное пренебрежение чувствами других, вызвали у меня категорическое неодобрение, а последующие события превратили его в стойкую неприязнь; и не прошло и месяца, как я уверилась, что вы последний мужчина в мире, за которого меня можно было бы уговорить выйти замуж.
– Вы сказали достаточно, мадам. Я прекрасно понимаю ваши чувства, и мне теперь остается только устыдиться своих собственных. Простите, что отнял у вас так много времени, и примите мои наилучшие пожелания здоровья и счастья.
И с этими словами он без промедления покинул комнату, и Элизабет услышала, как в следующий момент открылась входная дверь и он вышел из дома.
Настоящая буря чувств бушевала в ее сознании. Она не понимала, что могло бы успокоить ее, и испытала такую слабость, что села и плакала полчаса. Ее изумление тем, что произошло, возрастало по мере того, как она вспоминала подробности объяснения. Она получила предложение руки и сердца от мистера Дарси! Он был влюблен в нее все эти месяцы! Влюблен настолько, что пожелал жениться на ней, несмотря на все собственные же соображения, заставившие его препятствовать женитьбе своего друга на ее сестре, и которые должны были повлиять в не меньшей мере в его собственном случае, – это было почти невероятно! И было приятно, конечно, что она смогла вызвать столь сильное влечение. Но его гордость, его ненавистная гордость, его циничное признание в том, что он совершил по отношению к Джейн, его непростительная уверенность в правоте своих поступков, хотя никакого оправдания тому быть не могло, и бесчувственный тон, с которым он упомянул мистера Уикхема, его бессердечие по отношению к Джейн, которое он даже не пытался отрицать, все это постепенно преодолело жалость, которую на мгновение возбудили размышления о его любви. Продолжая пребывать в крайне расстроенных чувствах, она услышала шум подъехавшей кареты леди Кэтрин, но тут же остро осознала, что не в состоянии скрыть свое настроение от Шарлотты, и поторопилась укрыться в своей комнате.
Глава 12