«Когда вчера вечером я упомянул ее сиятельству о возможности подобного брака, она тотчас же со свойственной ей снисходительностью очень прямо выразила свои чувства по этому поводу, дав понять, что ввиду некоторых неблагоприятных родственных связей моей кузины она ни за что бы не согласилась на этот, по ее словам, столь недостойный союз. Я счел своим долгом как можно скорее оповестить об этом мою кузину, дабы она и ее благородный поклонник были осведомлены о том, что их ожидает, и не спешили сочетаться браком, который не получит должного благословения». —
— Вот, оказывается, как он представляет себе христианское всепрощение! Остальная часть письма посвящена только положению его дорогой Шарлот и ожидаемому им появлению юной оливковой ветви. Но, Лиззи, у тебя почему-то такой вид, как будто все это не доставило тебе удовольствия. Надеюсь, ты еще не собираешься становиться чопорной дамой и строить оскорбленную миру по поводу всякой дурацкой болтовни? Разве мы не живем лишь для того, чтобы давать повод для развлечения нашим соседям и, в свой черед, смеяться над ними?
— О нет, — воскликнула Элизабет, — все это очень меня рассмешило. Но это так странно.
— Еще бы, но вся прелесть в этом и заключается. Если бы они выбрали какого-нибудь другого человека, было бы не так интересно. Но его равнодушие к тебе и твоя неприязнь к нему превращают это в такую восхитительную нелепость! Ты знаешь, как я не люблю писать письма. И все же я ни за что не перестану переписываться с Коллинзом! Когда я читаю его послания, я поневоле отдаю ему предпочтение даже перед Уикхемом, сколь бы я ни ценил бесстыдство и лицемерие моего дорогого зятя. Кстати, Лиззи, что сказала леди Кэтрин по поводу этого сообщения? Уж не приехала ли она для того, чтобы лишить тебя своего благословения?
В ответ на этот вопрос Элизабет только рассмеялась. И так как мистер Беннет задал его без всякой задней мысли, он больше не мучил ее дальнейшими расспросами. Еще никогда Элизабет не приходилось с таким трудом изображать чувства, которых она не испытывала. От нее требовали, чтобы она смеялась, когда ей хотелось лить горькие слезы. Особенно жестоко ранил ее отец своими словами о безразличии мистера Дарси. И она никак не могла решить: то ли ей дивиться его недостаточной наблюдательности, то ли бояться того, что на самом деле не отец видит слишком мало, а она — слишком много.
Глава XVI