Даже Элизабет начала опасаться – не за равнодушие Бингли, нет, – а за то, что его сестрам удастся удержать его в Лондоне. Как она ни гнала от себя эту мысль (такую опасную для счастья ее сестры и внушавшую сомнение в твердости характера ее кавалера), та приходила ей в голову снова и снова. Она боялась, что совместные усилия его бездушных сестер и властного приятеля, в сочетании с прелестями мисс Дарси и лондонскими развлечениями, возобладают над его чувствами.
Что касается Джейн, то ее беспокойство при такой неопределенности было, конечно же, более болезненным, чем беспокойство Элизабет, но все свои чувства она предпочла скрывать, поэтому никаких разговоров на эту тему между ней и сестрой не возникало. Но поскольку мать ее не была такой деликатной, то редко выпадало время, когда она не говорила о Бингли, не высказывала своего нетерпения по поводу его приезда; а то и вообще – требовала от Джейн обещания, что если он не приедет, она будет считать себя подло обманутой. Джейн понадобилась вся кротость ее характера, чтобы более или менее терпимо перенести все эти наскоки.
Проявив большую пунктуальность, мистер Коллинз вернулся через две недели в понедельник, но в Лонгберне его приняли далеко не так почтительно, как тогда, когда он появился впервые. Однако он был слишком счастлив, чтобы обращать внимание на недостаток учтивости; и к счастью для других, устройство сердечных дел в значительной степени избавило их от его назойливого общества. Каждый день большую часть времени он проводил в Лукас-Лоджи и возвращался в Лонгберн как раз вовремя, чтобы извиниться за свое отсутствие перед тем, как семья собиралась ко сну.
Миссис Беннет действительно находилась в таком состоянии, что не позавидуешь. Само упоминание о чем-то относительно брака бросало ее в агонию и раздражение, куда бы она ни пошла, везде непременно только об этом и говорили. Один вид мисс Лукас был для нее ненавистным. С ревнивым отвращением она смотрела на нее, поскольку та была ее преемницей в этом доме. Каждый раз, когда Шарлотта приходила к ним, миссис Беннет казалось, что она присматривается к своему будущему имуществу, а каждый раз, когда гостя приглушенно разговаривала с мистером Коллинзом, хозяйка была убеждена, что говорят они о поместье Лонгберн, решая, как бы поскорее выгнать из дома ее вместе с девушками сразу же после смерти мистера Беннета. На все это она горько сетовала при муже.
– Верно, мистер Беннет, – говорила она, – трудно представить, что когда Шарлотта Лукас станет хозяйкой в этом доме, что именно мне придется уступать ей место и наблюдать, как она это место займет!
– Дорогая моя, не поддавайтесь таким удручающим мыслям. Будем надеяться на лучшее. Будем утешать себя тем, что вам не придется этого делать, потому что, возможно, я вас переживу.
Но эта мысль не очень обрадовала миссис Беннет, поэтому она ничего не ответила, а просто продолжила:
– Для меня невыносимой является сама мысль, что им достанется это имение. Если бы не майоратное унаследование, то я бы не возражала.
– Против чего бы вы не возражали?
– Против всего.
– Слава Богу, майоратное право оберегает вас от такого равнодушного безрассудства.
– Никогда я не буду чувствовать себя благодарной, когда речь пойдет о майоратном праве. Как это так – без каких-либо угрызений совести спокойно забирать в наследство имение у чьих-то дочерей? Я этого не могу понять! И кто – мистер Коллинз! Почему именно он, а не кто-то другой?
– Я даю вам возможность самой решить этот вопрос, – ответил мистер Беннет.
Раздел XXIV
Пришло письмо от мисс Бингли и положило конец всяким сомнениям. В первом же предложении содержалось заверение, что все они устроились на зиму в Лондоне; дальше речь шла о сожалении ее брата по поводу того, что он не успел засвидетельствовать уважение своим друзьям в Гертфордшире перед отъездом в город.
Итак, всякая надежда умерла, и когда Джейн нашла в себе силы перейти к прочтению оставшейся части письма, нашла там мало для себя утешительного, кроме заверений дружеских чувств корреспондентки. В основном, в нем содержалось восхваление мисс Дарси. Опять речь шла о ее многочисленных прелестях, и Кэролайн с радостным хвастовством рассказывала об их дружбе, которая становилась все крепче, и даже решалась предвещать осуществления желаний, которые она высказала в своем предыдущем письме. С большим удовольствием писала она также о том, что брат живет в доме мистера Дарси, и, захлебываясь от восторга, расписывала планы последнего относительно приобретения мебели.