Гордость и возбуждение (СИ)

— У меня все найдется. Сейчас я тебя раздену, хорошо? Смотри на меня, — Шон стягивает рубашку и расстегивает ремень — очередь за джинсами.

Я вспоминаю, что на бедрах остались синяки от пальцев, чужих пальцев. Я хочу предупредить, но не успеваю, меня накрывает тьмой. Я слышу голос Шона, но не понимаю, что он говорит, ничего не чувствую, все, что я могу — это переждать приступ.

Когда краски возвращаются, мы с Шоном лежим на полу. Он потирает плечо, где я угадываю следы своих зубов.

— С тебя завтрак за каннибализм, — шутит он и все же стаскивает с меня джинсы. Глядит хмуро, но ничего не говорит.

— Прости, я не хотел тебя кусать. Не смотри, — всхлипываю и кусаю свою губу до крови, боясь расплакаться, словно девчонка. — Я пока не смогу приготовить завтрак, прости… — перескакиваю, стараясь успокоиться.

Шон резко и властно целует, не давая оттолкнуть или сбежать, путая мысли, но не держит моих рук. И я понимаю, если начну вырываться по-настоящему, Шон тут же отпустит. А еще я почему-то на нем, а не под ним. И я успокаиваюсь. Начинаю отвечать, пытаюсь прижаться, но ребра тут же напоминают, что это плохая идея. Цепляюсь не пострадавшей рукой за его штанину, и на мгновение мне кажется, что ничего не было, все просто приснилось, я забыл поставить свечку на подоконник — только и всего.

Шон довольно жмурится, когда мы все же отлипаем друг от друга.

— Так намного лучше, божественный мой. Пожалуй, к какао и печенек тебе положу. Заслуженных.

— Я не хочу есть, — тихо говорю я. Есть действительно не хочется. — Мне одного какао хватит, спасибо.

— Мартин, я буду кормить тебя с ложечки, если понадобиться, но превращаться в скелет голодовкой не дам.

— Я не голодаю… Просто есть не хочу! — возражаю я.

— Придется, ты же понимаешь. Давай договоримся, я в свою очередь сделаю что-нибудь для тебя, — предлагает Шон, застегивая на мне другую рубашку.

— Станцуешь стриптиз? — неожиданно для себя выпаливаю я.

Шон задумчиво смотрит, но вдруг согласно кивает.

— Вымогатель, мелкий, будет тебе шоу, — вздыхает демонстративно и вдруг озорно подмигивает. Фыркаю и поднимаюсь, с трудом сохраняя равновесие.

— Ты сам предложил, так что я съем печенье, а ты сделаешь что-то для меня. Шон… Я ведь тебе противен? Я и эти синяки на мне…

— Ну почему, почему ты должен быть мне противен? Я не понимаю! — хмурится он.

Прикусываю губу и мотаю головой, мне страшно произносить это вслух и я молчу, смотрю в пол.

— Шон… Нужно будет Диану забрать, ей без меня плохо.

Он берет меня за подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза.

— Я отвел взгляд от синяков, чтобы ты не увидел злость на моем лице на тех выродков. Не хочу тебя пугать. И нет, мне нравится тебя касаться так же сильно, как и раньше, и даже сильней, потому что я все больше в тебя влюбляюсь, балда. И я должен был отвезти тебя домой или лично посадить в такси. Ты просто обязан меня презирать и отталкивать, а не стесняться того, с чем ты не мог справиться. Ты смог выжить, смог соврать им и все вытерпеть. Ты очень сильный, Мартин! И смелый! — уходит в крик Шон.

Я вжимаю голову в плечи, я уже не слышу слов, только то, что на меня орут, и начинаю отступать, не глядя. Запнувшись, чуть не падаю, и прикрываю голову руками и только тогда соображаю кто рядом.

— Прости… Прости… Прости… — шепчу монотонно, понимая, что сейчас сорвусь.

— Это я виноват. С самого начала виноват, — Шон отходит к окну и прижимается лбом к стеклу.

— Пожалуйста, я устал, давай не будем, — шепчу и кладу ему на плечо ладонь. — Давай не будем сейчас это обсуждать, прошу тебя, все равно я не… Я не могу сделать вид, что этого не было. Пожалуйста, Шон, я очень устал, давай прекратим этот разговор.

Он только кивает. Наверно он тоже устал искать слова для меня.

— Идем, сделаешь себе кофе, станет легче, обещаю.

Я вижу, что ему сложно, и мне тоже не просто, и я, не зная как его утешить, пересиливаю себя и утыкаюсь в его спину носом, всхлипываю и прошу.

— Пожалуйста, Шон….

— Мартин, — цепляется за рукав, больше не пытаясь обнять или прикоснуться лишний раз. Меня это доставало раньше: слишком много рук и много разговоров, но он впервые сдержался специально. И веет холодом.

— Не грусти, кофе и какао Рози покупает самые лучшие.

Я улыбаюсь, надеюсь, весело, понимая, что это явно начало конца, не зря исчезла магия. Ни я, ни Шон не справимся, мы просто станем чужими. Только вот сделать ничего не могу, я чувствую себя настолько униженным и раздавленным, что жаловаться и объяснять что-то нет сил.

Шон

С Мартином тяжело. Похоже, он совсем не хочет бороться со своей проблемой. Скрылся в панцире, словно улитка, и носа не показывает. А расшевелить его самому не получается, я провоцирую только очередной приступ. Ему бы со специалистом поговорить, надо будет как-нибудь предложить. Вот только меня наверняка пошлют прямым курсом.