Гордый кадетский корпус (СИ)

Магистр преподаватель и то поглядывал на него с любопытством, словно на равного. Было от чего задрать и без того высоко вознесённый нос. Рафаль не преминул это сделать.

Когда уставшие и частично удручённые кадеты расходились из класса, он отпустил во всеуслышание несколько язвительных замечаний. Задеть они должны были Хильдеальда, но простодушный парень был слишком озабочен собственными неуспехами и просто не обратил внимания на обидные слова. Марилев заметил, что небрежение его усилиями разозлило заносчивого графского отпрыска. Это показалось интересным. Полезно было запомнить и применить при случае столь удачный опыт.

Двигался Рафаль отлично и наверняка уверенно владел всем положенным дворянину оружием. Блестящий молодой человек, как видно, намеревался всегда и во всём быть первым. Марилев подумал, что отец и братья наверняка одобрили бы такое знакомство, да и Рафаль задеть его не пытался, возможно, собираясь почтить равного по происхождению кадета своей высоко оцененной дружбой. Пожалуй, стоит быть приветливым со всеми и не искать врагов. Гордостью полезно поступиться, когда отвечаешь не только за себя, а ведь любые трения могут пробудить пристальный интерес к обоим братьям. Рафаль — юноша неприятный, но может оказаться опасным. Не стоило подвергать его сообразительность лишним испытаниям.

Постучав в дверь комнаты Ирре, Марилев сказал весело и грубовато:

— Отворяй, братишка! Я принёс полную голову знаний и полные руки обеда.

Он должен держать себя с Ирре снисходительно и покровительственно, как и положено старшему брату, опекающему младшего, обычная вежливость и то будет выглядеть подозрительно.

Теперь, когда кадеты наполнили пустой до этого спальный корпус, на этаже появились постоянные прислужники, одного из них Марилев и послал за едой. Всё-таки опасался он оставлять Ирре без защиты в здании полном взбудораженных новой обстановкой юношей. Потом, когда все привыкнут, и жизнь войдёт в накатанную колею, можно будет остерегаться меньше, а сейчас внимательность не повредит.

Ирре отворила дверь. Она оказалась полностью одетой и в парике. Марилев постарался посмотреть на неё по-новому, словно видел впервые и отметил с удовлетворением, что девушка усвоила мальчишечьи манеры, и принять её за паренька можно даже зная, кто она есть.

— Ну наконец-то! — сказала она грубовато, как говорят юнцы, мечтающие, чтобы скорее начал ломаться на взрослый их детский ещё голос. — Я проголодался.

Затворив за собой дверь, Марилев одобрительно улыбнулся. Отлично! Вряд ли кто-то из тех, кто мог слышать разговор или видеть братьев вместе, усомнился в разыгранном ими представлении.

Они устроились за маленьким столиком у окна, и временами Марилеву казалось, что девушка, сидящая напротив, действительно юноша, потому что чувствовал он себя с ней свободно. Он рассказывал о других кадетах, что будут учиться с ними вместе, о преподавателе магистре, точнее о том, как узнал его сегодня с новой стороны, а когда перешёл к теме урока совершенно забыл об опасной реальности.

Ирре слушала внимательно, ей не приходилось повторять дважды, и грамотой она владела свободно, занося в тетрадь сложные заклинания, не запиналась на незнакомых словах.

Надо же, а его всегда убеждали, что женщины от природы лишены способностей к наукам и потому удел их воспитание детей и рукоделье у окошка. Ирре даже без преподавателя, отлично понимала не вполне толковые пояснения Марилева, и хотя у неё не было возможности попрактиковаться с веществами, заклинания усвоила быстро. Пожалуй, Хильдеальда она обгонит без усилий, а ведь он мужчина.

Вполне возможно, что и самого Марилева Ирре превзойдёт без труда. Мысль эта показалась поразительной и в первый момент уязвила. Всё-таки прочно вдолбили в него снисходительно отношение к женскому уму. Поразмыслив, Марилев припомнил сестёр, которые, если взглянуть беспристрастно, оказывались ничуть не глупее братьев, а уж каверзу могли измыслить такую, до какой никогда бы не додумался ни один из знакомых мужчин.

Так может быть, женщины и правда, способны к учению, просто им не дают применить ум в достойном деле? Получается, что странно устроен мир. Девочек не заносят в родовую книгу, потому что всё равно уйдут замуж в другую семью, с их мнением не считаются, а после закрытия монастырей выбор судьбы оказывается вообще невелик. Не просто же так Ирре пустилась в столь опасное предприятие, не развлечения пустого ради, а уберегая себя от недостойных претендентов, от горькой участи. Разве не имеет она права быть счастливой?