Читаем Гордый наш язык… полностью

— Мужчина! — окликнул Степанова на аэровокзале молоденький милиционер. — Вы что, не видите, здесь хода нет!

Степанов даже зажмурился от ярости, вспомнил Галину Ивановну (врача. — В. К.): «Только стрессов избегайте…» А это что же такое, когда вместо товарищ или, допустим, гражданин человек в форме обращается к тебе мужчина?!

— Я вам не мужчина, — ответил Степанов, понимая, что остановить себя уже не сможет.

— А кто же вы? — удивился милиционер. — Не женщина ведь…!

<p>«Ребята!»</p>

Общее слово-обращение, применимое сразу к любому человеку, трудно придумать. Были попытки сделать это, да неудачные. Вот одно из предложений, присланных в газету:

Говорят, что нельзя придумать общее ко всем обращение. Почему? Не верю. Стоит только бросить клич, таких слов наберутся десятки — выбирай, пожалуйста! Такое слово предлагаю и я. Это — Люджен — обращение к мужчине, Люджена — обращение к женщине. Почему? Эти слова сложные и имеют два корня: люд — люди, человек, и жен — женат (женатый человек), а замужняя женщина — Люджена. Хотелось бы, чтоб вы отвергли или обосновали мое предложение…

Трудно, а может быть, и невозможно обосновать это предложение. Не хватает исходного материала: каково ударение этих слов, какова логика выбора составных их частей, как быть, наконец, с незамужними? Ведь тогда, во всяком случае, не будет «общего слова», а ведь именно оно и требуется.

Что самое неприятное — внутренний образ нового слова получается «зверский»: неминуемо возникают представления о людоеде. Обратись этак к «незнакомой женщине средних лет», что она скажет? Нужно учесть и это обстоятельство, потому что каждое новое слово мыслью и чувством сцепляется со множеством других, старых, которые поддерживают его, пока не стало оно на ноги, не зажило самостоятельной жизнью.

Вдобавок любой мужчина, конечно, не согласится, чтобы его называли женою: люд-жен. Может быть, и привыкнут со временем, кто знает, но пока…

Нужно сказать, что в древности существовал термин, отчасти похожий на «новое» слово: малжена — супруги, живущие в браке. В нем жен — элемент общий для обоих супругов. Однако всякий, кто встретит подобное слово хотя бы в историческом романе, опять возмутится: ведь стоит назвать «незнакомую женщину средних лет» этаким словом — и тебя под венец! Опять неладно.

Наконец, придуманное слово чрезмерно длинно и трудно в произношении. Сложно произнести не запинаясь, а дело ведь в том, чтобы подобные слова произносились безразлично и быстро, потому что в разговоре обращение нужно лишь как вступление к делу. А тут что получается? Станут сокращать: «люджа!» — смешают мужчин и женщин, холостых и женатых; «люд!» — еще хуже, потому что неясно, какой, собственно, люд имеется в виду.

Даже простое рассуждение показывает, что и этот проект не годится, как не годятся и десятки прочих проектов. Такие слова не приходят из чернильниц, они возникают сами, становясь завершающим долгий путь развития моментом «обобщения» слова.

Считают, что слово гражданин, как сударь, господин, — достояние прошлого. И в наши дни лучше использовать это слово в сочетании со словами уважаемый, уважаемая: «уважаемая гражданочка, уважаемый гражданин» — чем плохо? Здесь нет оттенка официальности, это бытовое обращение, разумеется, если к этому добавить: будьте любезны, будьте добры, пожалуйста, сделайте одолжение, прошу вас и проч. Ничуть не хуже звучат в обращении и любезный, любезная. Можно было бы пользоваться и такими словами, как почтенный, достопочтенный… Ну, а в обращении к несовершеннолетним много своих слов: мальчик, девочка, парень, молодой человек, девушка, есть и хорошее собирательное ребята для обоих полов. Все эти слова и сегодня живут.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская словесность

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки