Читаем Гордый наш язык… полностью

Еще в 70-х годах XIX века Е. Н. Водовозова писала об «условленной плате». Словарь иностранных слов 1866 года — о «задельной плате», а Л. Ф. Пантелеев — о «рабочей плате»; это сочетание, строго говоря, более «русское», чем привычное нам теперь заработная плата. Что такое — заработная? Если это прилагательное, то зачем у него приставка, как будто это причастие, то есть образованная от глагола форма? Если же это причастие, то почему у слова заработная суффикс прилагательного, а не причастия: н, а не нн: заработанная? Вдобавок, и ударение должно быть не на первом слоге, потому что в слове работа оно неподвижно; еще во времена Даля говорили зарабо́тки, значит, и зарабо́тная плата, то есть плата за работу, а не за дело. Искусственность слова бросается в глаза, может быть, оттого, что и сочетание по своему образованию не является русским. Напротив, рабочая плата понятнее: речь идет о плате рабочим за их труд. Конечно, лучше было бы прямо так и сказать: плата рабочим, но это не термин, а целое предложение, да и есть уже перевод с немецкого, хотя непривычная форма прилагательного еще немного настораживает.

Интересно проследить, как буквально на глазах изменялся смысл слова, наполняясь свойственным только ему социальным содержанием. В «Очерках русской жизни» (1885) Н. Шелгунов вполне отчетливо различает: ремесленник и фабричный рабочий получают заработную плату, временные работники, поденщики получают заработок или задельную плату, чиновники живут жалованьем или мечтой «в конце месяца получить заработанное (!) жалованье»; люди свободных профессий (врачи, адвокаты) получают «за свой отдельный труд отдельную плату» — просто плату, потому что и действуют сами по себе, каждый в отдельности, а не в общей рабочей «артели». Слово получка тоже известно, но еще употребляется в своем буквальном, очень конкретном значении, подменяя книжное слово получение: «После получки денег».

Интересно также, что в переводных текстах конца XIX века рабочая плата употребляется чаще, чем заработная плата, — последнее кажется уже «слишком русским» выражением, с ним свыклись. Иногда они стоят рядом, как бы уточняя друг друга или «переводя» новое выражение на общепринятый русский язык: «В ученых профессиях те же причины повышают рабочую плату до высшего предела. Заработная плата адвокатов…» (1897). Однако в русской революционной публицистике «рабочее» выражение заработная плата побеждает окончательно и вытесняет все остальные.

В словаре Ушакова (1935) как основное дано уже слово зарплата, хотя официально во всех справочниках предлагалось писать и говорить заработная плата — так в «Политическом словаре» 1928 года. Разговорная речь сокращает это сложное выражение до «русского» слова зарплата. Тем более, что в звучании оно похоже на старинное заплата, которое обозначало платеж и известно с 1567 года, до начала XIX века было в широком ходу, и на новое русское заработок (известно с 1863 года по словарю Даля).

Однако и слово зарплата не могло бы вытеснить привычного слова жалованье, не будь у него нового соперника — с другой стороны, со стороны низкого, разговорного стиля. Это третье слово отмечается в 1939 году в словаре Ушакова с пометкой «просторечное» — получка. К основным, существовавшим прежде значениям слова — получение чего-то, например, материалов, получение зарплаты и т. д. — стало присоединяться переносное значение зарплата, а это значение старого слова, постепенно распространяясь, перешло и в разговорную речь. Словарь Ожегова в первом его издании (1949) слово получка помечает не как просторечное, а как разговорное, т. е. допустимое и в литературной речи, слово. «Литературность» слова зарплата поддерживается тем, что есть высокое (и устаревшее) слово жалованье, а наряду с ним и разговорное получка. Понятие, кажется, выражено одно и то же, а вот отношение к словам разное. В словесном образе жалованье отражается позиция того, кто дает, жалует из высокой милости; в термине зарплата нет никаких эмоций — простая констатация факта; слово получка выражает позицию того, кто получает жалованье как установленную зарплату. В подобном различении социального взгляда на одно и то же явление и заключается смена словесного образа, которая как бы участвует в общем процессе выработки новой социальной реальности в обществе. Слово получка, несмотря на признание его некоторыми словарями, все еще остается слишком просторечным, но именно потому, что для многих из нас неприемлема и та позиция, с которой слово-представление возникает. Эмоциональный его подтекст слишком ясен, чтобы слово могло обернуться холодным и беспристрастным термином. Однако наличие этого слова очень важно: оно поддерживает нейтральность смысла и стиля у официального термина заработная плата.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская словесность

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки