Читаем Гордый наш язык… полностью

А теперь вспомним эпиграф к этой главе, расшифруем его.

Корень слова, такого, как жалованье, например, действительно образ, который связывает во времени множество слов, соединяя их общим смыслом для всех поколений русских людей. Когда бы ни возникло новое слово этого корня, значение его может меняться, выражая понятия, в нем заключенные, но образ слова, то представление, которое прорастает в веках, проникая из прошлого в будущее, сохраняется и является глубоко национальным. Его и точно не нужно пояснять другим образом, он всегда понятен. Но если со временем изменится образ и стиль самой жизни и человек вступит в новый этап своего развития, именно этот образ устареет и должен будет уступить место другому.

<p>Служба, должность, работа</p>

Жалованье и зарплату получают за работу. Привычное в этом значении слово работа в обиходе является новым. Оно пришло из разговорной речи работников, то есть рабочих, заменив все прежние обозначения. Писатели первой половины XIX века с удивительным постоянством пишут о службе, с середины века — о должности: обычное выражение — «ходить в должность»; и только в наше время распространилось слово работа. На службе служили и за службу получали жалованье; в должности получали и получают зарплату, с работы несли получку.

Сегодня выражения идти в должность или получать жалованье кажутся странными, однако иногда употребляют и их.

В «Очерках русской жизни» публицист-народник Н. Шелгунов язвительно спорит с либеральной печатью, для которой интеллигентный пролетарий и родится лишь для того, чтобы служить, то есть делать то, что прикажут, и за это получать жалованье, пожалованное из милости! «Искать место, получить место, потерять место, ждать места, опять найти место» — в том и проходит вся жизнь интеллигентного пролетария, начиная с момента, как «окончил он образование».

Социальный смысл всех приведенных слов понятен. Н. Шелгунов открыто осуждает старые понятия место, жалованье и служба, потому что и в жизни прорастают новые общественные силы, рождается новое отношение к делу, труду и работе.

Сравнивая образный смысл наших слов, мы обнаружим в их переходах неуловимое стремление отозваться словом на усложнение самого труда и на отношение к нему. Служба — простое исполнение долга, должность — прямая обязанность, тогда как слово работа выражало некогда наивысшую степень принуждения; рабство — та же работа, только суффикс другой, книжный. Слово давно утратило исконный свой образ, стало термином общего употребления. Но в самих переходах от слова к слову: от службы через должность к работе — отразился образный смысл классовых точек зрения. Дворянская служба — чиновничья должность — работа настоящего работника. При социализме почетно было сказать: работа, работаю, работник, а не просто служу или — хожу в должность. Не должность, а радостный труд — вот в чем полагали призвание человека.

Многие слова, обозначающие работу, в наши дни изменяют свой смысл. Прежняя должность в присутствии сменилась местом службы, а это последнее слово — ставкой по штатному расписанию. Должность — место — ставка, сменяя друг друга, точней обозначили суть отношений конкретного человека к рабочему месту, показывая освобождение его самого от места. Вместо прежних присутствий появились учреждения, которые теперь чаще называются организациями. Вместо прошений, которые писались на чье-то имя, появились заявления, а в наши дни в речевой обиход все шире входит и слово просьба. «Обратился с прошением» — унизительно. «Обратился с заявлением» — официально. «Обратился с просьбой» — отношение равного к равному.

Все большая свобода личности выражается в этих движениях словесного образа. Может быть, и не отдавая себе отчета в смысле происходящих замен, человек откладывает в слове свое отношение к происходящим изменениям в социальной жизни общества.

Важны и источники, из каких постепенно берутся слова для подобных замен. Они носят классовый характер.

Канцелярски-книжными были первые обозначения: жалованье, служба, присутствие, прошение, должность… Они еще тесно связаны и с бытовыми значениями тех же слов: присутствие ведь не только работа, но вообще любое присутствие — на свадьбе, на собрании, на празднике, — где угодно. Боится канцелярский язык оторваться от обычных слов, привязан к ним.

Все такие слова в XX веке заменились высокими книжными, некоторые даже — церковными по происхождению, как учреждение. Заработная плата, должность, заявление и другие пришли из высокого стиля, составлены специально. А новые наши слова, приходящие им на смену, — либо простые, разговорные русские — ставка, получка, либо слова интернациональные — организация.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская словесность

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки