Читаем Гордый наш язык… полностью

Сегодня нет уже никакой разницы между наверно и наверное, обе формы выражают отношение неуверенности в том, о чем речь, но все же второе из них более однозначно передает подобную неуверенность. Лучше написать: «Он, наверное, опоздает».

Однако в наши дни писатель Б. Тимофеев отмечал, что наверное — вероятность на сто процентов, тогда как наверно выражает вероятность лишь наполовину. Он писал: «Народ давно это почувствовал и потому рядом с формой наверное есть усилительная форма наверняка. Дети, как я сам слышал, выражаются еще короче: верняк…» Почему наверняка от наверное, не доказано; а вдруг — от наверно?

Странным кажется переосмысление слова от значения полной убежденности до абсолютной неуверенности, однако в литературных языках это случается часто. Возможность такого переосмысления в очень употребительном слове объясняется его происхождением. Наверно и наверное — это принятое на веру, а ведь не для всех одна лишь вера является окончательным аргументом в споре. Не случайно в пушкинские времена это слово употреблялось обычно с глаголами знаю, полагаю, думаю: «знаю наверное», — говорит и Пушкин, имея в виду, что знает не абсолютно точно.

Сочетания такого рода чутко реагируют на развитие общественной жизни и своими заменами отражают меняющееся отношение к точности и достоверности мысли.

<p>Довольно, вполне, достаточно</p>

Обратим внимание на особенность современной речи прежде всего научной. Когда хотят сказать: «довольно большой» или «довольно громкий», наречие довольно заменяют на достаточно, и получается: «достаточно большой», «достаточно громкий». Любой согласится, что разницы нет, в обоих случаях имеется в виду необходимая для данного случая мера, и только. Словари и указывают, поясняя одно слово другим: довольно — это достаточно, или достаточно — это довольно.

Между тем разница между этими словами есть.

Словарь Грота (1895) уточнял смысл слов: довольно — не мало, порядочно, до некоторой степени, тогда как достаточно — с избытком. То же различие сознаем и мы, полагая, что степени у достаточно выше, чем у довольно. Есть еще и третье слово того же смысла — вполне, которое значит в полной мере, совершенно, всецело, то есть почти то же, что и достаточно.

Вполне из них самое древнее, впервые встречается еще в «Домострое», в начале XVI века. Под пером Пушкина стало оно литературным словом и некоторое время конкурировало с книжным довольно, которое ему предшествовало, как слово литературного языка. Достаточно появилось в самом конце XVIII века, но только много позже вошло в нашу речь, на правах синонима к двум другим. Это тоже книжное слово, которое прежде всего стало употребляться в языке науки. С конца прошлого века и оно вошло в широкий оборот: Глеб Успенский, А. И. Куприн, М. Горький использовали его наряду с довольно — последнее любили и поэт А. К. Толстой, и романист И. С. Тургенев.

Предпочтение слова достаточно в современной нашей речи, конечно же, не случайно. Сама последовательность появления слов наталкивает на мысль: довольно — вполне — достаточно отражают в мысли усиление степени необходимой меры. Сначала не мало, затем в полной мере, после всего — с избытком. Таково «содержательное наполнение» последовательной череды наречий. Они сменяли друг друга, но не отменяли, вовсе нет! Ничто не исчезло, все по-прежнему в нашем распоряжении, однако теперь мы по желанию можем «дозировать» меру и степень в проявлениях всякой воли.

<p>«Где-то в июле!»</p>

Где-то умылся, где-то вытерся, где-то плешь свою пудрою насыпал…

А. Болотов

Нет, пожалуй, такого выражения, которое со стороны наших современников больше этого вызывало бы протестов. Это справедливые протесты. «Где-то по большой любви», осмеянное пародистами, мало помогло в искоренении его, да и вряд ли поможет. Даже в передачах радио и телевидения (а там обычно следят за правильностью словоупотребления) нет-нет да услышишь: «Это случилось где-то в июле». Слово где-то тут явно лишнее, простая дань моде. А мода откуда? Откуда появляются в нашем языке эти врастающие в лексикон словечки? «Рост поголовья увеличить где-то на 10 процентов», «строительство закончить где-то в июле», — приблизительность, неуверенность, безответственность и при всем при том потуги указать точную дату! Скажешь: примерно, в среднем, ориентировочно, — так ведь осудят за неопределенность… нет, лучше уж где-то. Словарная «приписка».

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская словесность

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки