Горе невинным

Она мертва, разве не так? Зачем тогда тревожиться? Что с ним происходит? Неужели… неужели дело в том, что он не способен ненавидеть ее, потому что она мертва?

Так, значит, дело в Смерти…

Без этой ненависти Микки чувствовал себя потерявшимся и испуганным.

Глава 12

I

В своей безупречно опрятной спальне Кирстен Линдстрём заплела седеющие светлые волосы в две неаккуратных косы и приготовилась ко сну.

Она была встревожена и испугана.

Полиция не любит иностранцев. Да, она прожила в Англии так долго, что более не чувствовала себя иностранкой. Однако полиции это неведомо.

Этот доктор Калгари – зачем он явился в дом и так обошелся с ней? Правосудие свершилось. Она подумала о Джеко – и повторила себе, что правосудие свершилось.

Она подумала о нем так, как думала с малых лет.

Всегдашний, да, всегдашний лжец и обманщик! Но такой обаятельный, такой обворожительный… Его всегда хотелось простить. Всегда хотелось избавить от наказания. Он врал превосходно. В этом заключалась страшная правда. Врал так хорошо, что ты ему верила – не могла не поверить. Злой и жестокий Джеко…

Доктор Калгари мог думать, что знает, о чем говорит! Но доктор Калгари ошибается. Что еще за место, время и алиби? Джеко без особого труда мог подстроить все так, как ему надо. Никто из них на самом деле не знал Джеко таким, каким знала его она сама. Но кто ей поверит, если она расскажет, каким он был на самом деле? A теперь еще завтрашний день… как-то он сложится? Приедет полиция. Все и без того несчастны и полны подозрений. Смотрят друг на друга… не зная, чему верить. A она так любит их… так любит. И знает о них больше, чем кто бы то ни было. Куда больше, чем знала о них миссис Эрджайл. Ибо миссис Эрджайл была ослеплена своим огромным материнским чувством собственности. Они были ее детьми – и она всегда видела их принадлежащими ей. Но Кирстен всегда относилась к ним как к личностям, самостоятельным личностям – со всеми их добродетелями и пороками. Будь они ее собственными детьми, она также могла бы испытывать к ним собственническое чувство, рассудила Кирстен. Впрочем, материнское начало никогда не доминировало в ее душе.

Главная любовь ее жизни предназначалась мужу, которого у нее никогда не было. Ей было трудно понимать таких женщин, как миссис Эрджайл. Квохтать над уймой чужих детей, обращаясь при этом с мужем так, словно его вообще нет на свете! Тоже хороший человек, отличный человек, лучшего не найдешь. Забытый, отодвинутый в сторону. A миссис Эрджайл слишком поглощена собой, чтобы понимать, что творится под ее собственным носом. Эта секретарша – и выглядит хорошо, и женщина буквально во всем. Ну, для Лео это еще не поздно… или стало поздно теперь? Теперь, когда убийство высунуло свою голову из могилы, в которой было погребено, осмелятся ли эти двое соединиться?

Кирстен горестно вздохнула. Что-то будет теперь со всеми? С Микки, выпестовавшим глубокую, едва ли не патологическую неприязнь к своей приемной матери. С Эстер, настолько неуверенной в себе, настолько бурной… С Эстер, начинающей обретать мир и покой с этим солидным молодым доктором. С Лео и Гвендой, имевшими мотив и, да, это следует признать, также возможность, что должны понимать и сами они. И с Тиной, гладкой и похожей на кошечку. С эгоистичной и холодной Мэри, до своего брака не обнаруживавшей симпатии к кому бы то ни было…

Когда-то, подумала Кирстен, она сама была переполнена симпатией к своей нанимательнице. Она не могла в точности вспомнить, когда именно начала испытывать к ней неприязнь, когда начала судить и осуждать ее. Такая самоуверенная, благожелательная, деспотичная – живое воплощение той разновидности матерей, которым все известно. И при том никогда не бывшей матерью! Если б она хоть раз выносила ребенка, это научило бы ее смирению.

Но зачем так долго думать о Рейчел Эрджайл? Она мертва.

И нужно подумать о себе – и обо всех остальных.

A еще о том, что может произойти завтра.

II

Мэри Дюрран вздрогнула и проснулась. Она только что видела сон… ей снилось, что она вновь стала девочкой и вернулась в Нью-Йорк. Как странно… Она столько лет не вспоминала о прежних днях. Вообще говоря, удивительно уже то, что она что-то помнит. Сколько же ей было тогда? Пять лет? Или шесть?

Ей приснилось, что из отеля ее вернули домой, в трущобу. В итоге Эрджайлы отплыли в Англию, не взяв ее с собой. На короткую пару мгновений гнев и ярость наполнили ее сердце, пока она не осознала, что это всего только сон.

А как чудесно все это было! Из автомобиля на лифте ее привезли на восемнадцатый этаж, в большой номер с восхитительной ванной; а потом это откровение… все эти вещи, не ведомые ей прежде, но существующие в мире богатых! Если б только она могла остаться здесь, если б могла сохранить их навсегда…