Горе от ума

В указаниях на оригиналы Загорецкого имеется несколько вариантов. И. Д. Гарусов, специально собиравший на этот счет сведения, писал, что «одни признавали в нем только что начинавшего свою карьеру, ловко втиравшегося в знать, не брезгавшего никакими средствами для наживы московского и ярославского откупщика А-ва <…>, другие видели в нем тоже откупщика, но московского, *-ва, впоследствии ставшего крупным капиталистом. Третьи думали, что выведен в Загорецком один из содержателей игорных домов, шулер, обыгрывавший всех наверняка…» (издание 1875 г. С. 371-372). В качестве иного оригинала Загорецкого еще ранее был указан третьестепенный литератор А. Элькан (см.: Л.<ернер> Н. Прототип Загорецкого. — Русская старина, 1908, № 12. С. 607-613). По словам А. Н. Веселовского, «для определения оригинала Загорецкого существует более разнообразных предположений, чем относительно других действующих лиц. Явный признак, что современное общество изобиловало темными личностями в этом роде. С наибольшим правдоподобием до сих пор указывали на Арс. Барт-ва» (Русская библиотека, вып. V, изд. 2. С. 158). Разных лиц называют также прототипом Платона Михайловича. «В лице добродушного и неповоротливого, честного малого Платона Михайловича Горичева, — писал А. Н. Веселовский, — Грибоедов не задумался изобразить своего старого приятеля и родственника, Илью Ивановича Огарева и, по старым рассказам, сам же приехал к другу и признался, что вставил его в свою комедию» (Русский архив. 1874, VI, стлб. 1540). С Огаревым Грибоедов встречался на Кавказе, где тот служил на военной службе. Впоследствии Огарев был архангельским и пермским губернатором.

Другим прототипом Платона Михайловича называла Дмитрия Никитича Бегичева, с которым Грибоедов был дружен, как и с его братом, С. Н. Бегичевым. «Дмитрий Никитич, отличавшийся необычайным добродушием в обхождении, казалось, должен был навсегда оставаться добрым московским семьянином» (Полевой К. А. Записки. СПб., 1888. С. 297), но потом он получил место губернатора в Воронеже. Племянница Бегичевых, Е. П. Соковнина, возражала К. А. Полевому, ссылаясь на энергично-деятельный характер Д. Н. Бегичева. Молву же об изображении Д. Н. Бегичева в роли Платона Михайловича она объясняет одной случайностью: «В 1823 г. А. С. Грибоедов гостил летом в деревне друга своего Степана Никитича Бегичева, и здесь исправлял и кончал свою бессмертную комедию, поселясь в саду, в беседке, освещаемой двумя большими окнами. Д. Н. Бегичев в это лето приехал к брату с своей женою. Раз Грибоедов пришел в дом к вечернему чаю и нашел обоих братьев Бегичевых сидящими у открытого окна в жаркой беседе о давно прошедших временах. Так как вечер был очень теплый, то Дмитрий Никитич расстегнул жилет. Жена его Александра Васильевна, урожденная Давыдова, несколько раз подходила к нему, убеждая застегнуть жилет и ссылаясь на сквозной ветер. Д. Н., увлеченный разговором, не обращал внимания на ее просьбы, и, наконец, с нетерпением воскликнул: „Эх, матушка!“ и, обратись к брату, сказал: „А славное было время тогда!“ А. С. Грибоедов, безмолвный свидетель этой сцены, расхохотался, побежал в сад, и, вскоре за тем принеся свою рукопись, прочел им сцену между Платоном Михайловичем и Натальей Дмитриевной, только что им написанную, прибавив при этом: „Ну, не подумайте, что я вас изобразил в этой сцене; я только что окончил ее перед приходом к вам“. Конечно, все смеялись, и так как этот маленький эпизод был передан Д. Н. Бегичевым братьям его жены и, между прочим, Денису Васильевичу (Давыдову, поэту. — Н. П.), словоохотливому весельчаку, то не мудрено, что стоустая молва поспешила разнести весть, что А. С. Грибоедов изобразил своего друга Д. Н. Бегичева в роли Платона Михайловича. Жена Д. Н. Бегичева, Александра Васильевна, не имела ничего общего с светской и бесцветной московской барыней Натальей Дмитриевной, изображенной в „Горе от ума“». (Соковнина Е. П. Воспоминания о Д. Н. Бегичеве. — Исторический вестник, 1889, № 3. С. 665-666).

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ КОМЕДИИ «ГОРЕ ОТ УМА»

ДЕЙСТВУЮЩИЕ

Г-н Н. и Г-н Д. — В прежних изданиях эти инициалы печатались французскими литерами, и получалось впечатление, что в III д. (явл. 14 и 15) говорят два француза, тогда как они ведут себя как исконные москвичи. Между тем, инициал N в старину часто употреблялся в русской графике взамен русского Н. Инициал Д одинаков в русской и французской рукописной графике. Показательно, что в единственной прижизненной публикации «Русской Талии» эти инициалы печатались по-русски.

ПРИМЕЧАНИЯ К РАННЕЙ РЕДАКЦИИ И К ОТДЕЛУ «ВАРИАНТЫ»

В «Дополнениях» к основному тексту «Горя от ума», кроме текста «Музейного автографа», печатающегося целиком, как ранняя редакция комедии, помещены варианты Жандровской рукописи, первопечатного текста альманаха «Русская Талия на 1825 год», а также список действующих лиц так называемого Бехтеевского списка, дополняющий Музейный автограф, который лишен списка «Действующих».