Гори огнем

— А вот тут не совсем верно. Точнее, это не то, что стоит рассказывать пленным. В последнее время наши друзья пришли к выводу, что антисемитизм не так сильно оказывает влияние на наших соотечественников за решеткой, как думало об этом ранее немецкое командование. Я уже как-то упоминал об этом вскользь и хочу повторить: в разговоре с нашими пленными соотечественниками не надо делать ставку на антисемитизм. Это не работает. Ставку надо делать на позитивный образ будущего. Какой будет Россия в составе свободной европейской семьи после избавления от сталинского ига? И об этом мы начнем говорить сегодня. Открываем тетради.

Зашелестели тетрадями, достали ручки.

Гуляев начал ходить по бараку взад и вперед, заложив руки за спину, и заговорил о том, что давно обсуждали с немецким начальством:

— Генерал Власов в своем воззвании четко определил место России в обновленной Европе. Это свободная, независимая страна, тесно сотрудничающая с великой Германией. Страна, освобожденная от большевистского деспотизма. Страна без колхозов, в которой каждый крестьянин самолично распоряжается своей землей. Солдат освободительной армии, сражаясь бок о бок с германскими войсками, должен понимать, что воюет он не за Германию, а за новую Россию, за новый дом для всех нас. — Закашлялся, немного задумался, продолжил: — Знаю, есть опасения, что Германия хочет превратить Россию в колонию. Генерал Власов четко дал понять, что его цель в другом. Мы не будем немецкой колонией. Мы станем независимым государством, которое будет максимально тесно сотрудничать с Германией во всех сферах жизни — в экономической, культурной, социальной. Наше командование видит новую Россию такой же свободной страной, как, например, Бельгия. Мы займем достойное место в европейской культуре и не будем отгорожены стеной от Запада. Этого невозможно достичь без полного разгрома большевизма, тянущего Россию в дремучее азиатское болото деспотизма.

Поднял руку Жданов, пухловатый бровастый брюнет.

— Да, Жданов?

Тот сбивчиво заговорил:

— Ребята видели в Берлине такую брошюру, называется «Недочеловек». Полистали немного. Там про нас…

— Я понял тебя, — перебил его Гуляев. — Это сложный вопрос. Мы обсуждали это с начальством. Действительно, не все немцы хорошо к нам относятся.

Он запнулся, пытаясь подобрать нужные слова.

— Стоит понимать, что между нашими государствами идет война. Война всегда в какой-то мере расчеловечивает неприятеля. Это стоит воспринимать как неизбежность. Вместе с тем в наших силах преодолеть эту стену недоверия. И она, поверьте, уже преодолевается. Смотрите: вы помыты, одеты, обуты, сыты. Разве так относятся к недочеловекам?

Аудитория молчала и слушала.

— Чем больше мы будем работать бок о бок с германской армией во имя свободной России, тем больше будет между нами доверия. Хорошее отношение завоевывается делом. Итак, еще немного о программе Власова…

Ему отчего-то стало жарко: расстегнул верхнюю пуговицу кителя.

— Итак, уже давно стало очевидно, что сталинский режим не оправдал тех надежд, которые мы возлагали на новую власть после октября семнадцатого. За что мы боролись тогда и за что боремся теперь? Сражались ли мы за нашу свободу, за честь и достоинство русского солдата и офицера? Нет! Мы боролись за торжество большевистской клики узурпаторов. И когда с помощью немецкого оружия сталинский режим падет, возникнет вопрос: а что делать дальше?

Последняя фраза вдруг отдалась эхом в его голове: «А что делать дальше?» Странное ощущение разлилось по всему телу, одновременно легкое и тревожащее, будто он терял контроль над собой, а все происходящее вокруг воспринималось словно через прозрачную туманную пелену.

А что делать дальше?

Гуляев окинул взглядом учебный барак. На него смотрели тридцать человек.

— Как я уже говорил, место России — в семье свободных народов Европы.

Мир вдруг легко качнулся и оказался ненастоящим, будто пластмассовым, и собственный голос Иван слышал словно бы издалека, точно чужой, и даже собственное тело казалось ему не своим. Он взглянул на свои руки, и это были не его руки.

Страх прошел холодком по спине. Больше всего на свете он сейчас боялся упасть в обморок. Схватился за спинку стула, чтобы хоть как-то уцепиться за ускользающую реальность.

— Таким образом, — продолжил он, — если воззвание генерала Власова найдет свое место в сердце каждого русского добровольца, мы сможем уничтожить сталинскую клику и вернуть себе Россию такой, какой она должна быть. Ту самую Россию, которую мы когда-то оставили, чтобы вернуться победителями. Сегодня мы сидим в учебном бараке и готовимся вербовать пленных в ряды оружия.

«Оружия? В ряды оружия?» — Гуляев понял, что сморозил какую-то чушь.

По аудитории прошел подозрительный шепот. Гуляев держался за спинку стула, тяжело дышал и продолжал: