Гори огнем

— Вот, допустим, началась война, — продолжал Бурматов. — И можно в панике бегать по потолку и кричать «караул», да что толку? Реальность уже повернулась вот так, ты не изменишь ее. В ней надо жить, в нашей единственной реальности, и в ней же работать. Исходя из той ситуации и тех сил, что у тебя есть.

— Ну, — сказал Гуляев. — Значит, мы все правильно делаем?

— Я вообще не о том, но… — Полковник осекся и задумался. — Да нет, о том, все так.

Пятого апреля, на исходе первой недели сборов, во время ужина в офицерском казино Иван подозвал к себе Бурматова и предложил поговорить наедине.

Тот согласился нехотя, отложил тарелку, что-то пробурчал себе под нос, и они с Гуляевым вышли на крыльцо казино.

Уже стемнело, стало зябко, оба закурили, кутаясь в шинели.

Иван не знал, с чего начать.

— Скажи, Володь, — заговорил он. — А как тебе этот курсант, как его… Демидкин?

Бурматов поморщился, отвернулся.

— Демидов. Нормальный парень. Идейный. Из него будет толк. А почему ты спросил?

Гуляев замялся:

— Да так… Просто я заметил, что вы ни с того ни с сего начали общаться довольно плотно.

— А… — Бурматов достал папиросину, поджег спичку и закурил. — Мы гомосексуалисты.

И посмотрел с хитрым прищуром на Гуляева.

Тот кашлянул от неожиданности.

Бурматов расхохотался, похлопал его по плечу:

— Да шучу я, господи. Земляки мы с ним, оказалось. С Рязани оба. Да и просто хороший парень, с ним есть о чем поговорить.

Иван усмехнулся, тоже закурил. Надо было как-то продолжить диалог. Ему казалось, что Бурматов многое недоговаривает.

— Я не к тому… — сказал он. — Просто, ну… Новости с фронта такие себе.

Бурматов кивнул, не глядя на Гуляева, и выдохнул дым в почерневшее небо.

— А если мы проиграем? — спросил Гуляев.

Полковник посмотрел ему прямо в глаза:

— Мы — это кто?

— Ну, мы. РОА. Предатели.

От слова «предатели» Бурматов криво усмехнулся одним уголком рта.

— И что тогда?

— К нам будут вопросы. Очень много. Ты представляешь, что с нами сделают советские, если победят?

— Ничего хорошего.

Гуляев снова затянулся дымом и задумался. Он понял, что этот диалог пора выводить на прямую до рогу.

Пойти ва-банк.

И будь что будет.

Иван сжал зубы и еле слышным сбивчивым шепотом выпалил на одном дыхании:

— У меня появилось ощущение, что ты занимаешься здесь чем-то еще, кроме преподавания.

Отвернулся и смущенно замолчал, как будто сморозил какую-то ужасную пошлую глупость.

Бурматов нервно повел плечом. Вопрос застал его врасплох. Пару секунд задумчиво помолчал, потом ответил:

— И откуда же это, кхм… ощущение?

Гуляев пожал плечами:

— Да вот появилось, и все тут.

Бурматов усмехнулся:

— Параноик ты, Ваня. Прости уж. — А потом вдруг вперился ему прямо в глаза и четко спросил: — Что, в гестапо сдашь?

Иван вздрогнул.

— Нет, нет… — забормотал он. — Просто… — Задумался и понял, что не может ничего ответить. — Просто… Понимаешь…

— Да? — выжидающе сказал Бурматов, не переставая глядеть ему в глаза.

— Если мы проиграем, если Советы победят Германию, я хочу, чтобы мне было что предъявить.

Бурматов непонимающе приподнял бровь.

— Да, понимаю, звучит глупо… — продолжил Гуляев. — Но я хотел бы, если ты действительно что-то знаешь об этом… — Он замолчал, нервно сглотнул слюну, расстегнул ворот кителя. — В общем, если ты действительно что-то знаешь об этом… То есть, если ты и правда в подполье…

— Ну? — нетерпеливо спросил Бурматов.

Из непонимающего дурачка он вдруг преобразился в хищника, крепко уцепившегося за жертву.

— Я бы хотел помочь.

Эту фразу Иван сказал таким голосом, каким обычно признаются в краже карманных денег у родителей.

Бурматов замолчал, снова затянулся папиросой, бросил окурок на ступеньку крыльца, затоптал сапогом. Вздохнул. Огляделся по сторонам, потом зачем-то посмотрел в черное небо.

Снова вздохнул.

Гуляев ждал.

Наконец Бурматов снова криво усмехнулся, покачал головой, с улыбкой сказал:

— Выдумываешь ты много, Вань. Парень ты хороший, но выдумщик тот еще. Ну какое тут может быть подполье, сам подумай… С мировым большевизмом сражаемся во имя новой России. Не до шуточек тут твоих.

Похлопал его по плечу и быстрым шагом направился обратно в казино.

Открывая дверь, застыл на пороге, обернулся и сказал Гуляеву:

— Отдохнуть бы тебе, Вань. Плох ты в последнее время. Переживаю.

И закрыл за собой дверь.

Гуляев докурил папиросу, затоптал окурок, с облегчением выдохнул.

«А ведь это точно он, — подумал он. — Совершенно точно».

И хлопнул себя ладонью по коленке.

Этой ночью спал он тихо и спокойно, без белых червей и вонючих Клаусов.

* * *

Утром во время завтрака Бурматов выглядел беспокойным, ел неохотно, все время озирался по сторонам с потерянным лицом. Гуляев никогда не видел его таким: полковник, всегда спокойный как статуя, молчаливый и неторопливый в движениях, производил впечатление могучей глыбы с ясным и трезвым умом. Теперь же он заметно нервничал, держать внешнее спокойствие не удавалось ему совершенно.

Гуляев было подумал, что это из-за вчерашнего разговора, но полковника заботило другое.

— Никто Демидова не видел? — спросил тот наконец, допивая кофе.

Фролов пожал плечами: