Гори оно ясным пламенем

Один из беспилотников вырезает дыру в окне постройки – кажется, прямо пропеллером, будто консервным ножом. И заваливается внутрь. Через секунду пламя охватывает всё внутри, а ещё через несколько мгновений дрон вылетает обратно. Наверное, сгонял за эффектными кадрами.

– Сеть на девяносто девять процентов не определяется, – сообщает Костя. – А в ресторане отличная акустика на потолке, но из окон ничего не видно. Так что… здесь есть колонки… Таня, ты же хотела танцы?

– Что ж… – решаю я. – Тогда деваться некуда! Врубай It's a Sin!

Он возится с аппаратурой. На всякий случай интересуюсь у Эрика:

– Мы не спалим весь город?

– Не должны. Выждем, чтобы прогорело как следует. Ага. Сеть живуча. Через пару минут вызову пожарный расчёт. Красивый будет репортаж! – кивает Комарову.

– Однако кадры с беспилотника мне придётся как-то объяснить… – озадачивается тот.

– Не бери в голову, я сам всё объясню твоему шефу. Мало ли случайных дронов летает по городу. Моих случайных дронов…

Со всех сторон подкрадывается знакомый органный проигрыш.

Столб огня прорывается через крышу павильона. Отсветы пляшут в темнеющем небе.

Костя пытается засучить рукава. Запонка отлетает и прыгает по полу. Эрик тянется её поднять, опускает глаза и улыбается:

– Запущу-ка я фейерверк, чего добру пропадать. И картинка будет поэффектнее, ага!

Кладёт запонку на стол и скрывается за дверью. Фейерверк! И ни души в отеле. Действительно, как он собирается всё это объяснять телевизионщикам? И ведь придумает что-то!

Костя просветляется лицом – а глаза лихорадочно блестят. Наверное, так он обычно выглядел лет в пятнадцать. Жаль, что мы не были тогда знакомы. Хотя нет. Всё бы пошло не так.

Протягивает мне руку и вовлекает в движение по спирали. Отвыкла – выходит рвано и невпопад.

At school they taught me how to be

so pure in thought and word and deed

They didn’t quite succeed

For everything I long to do

no matter when or where or who

has one thing in common too

It’s a, it’s a, it’s a, it’s a sin

It’sa sin

Каблуки скользят по лакированному паркету, но тело в конце концов ловит ритм. Комаров сидит на подоконнике с планшетом на коленях и набирает текст.

Снаружи надрывается пожарная сирена. И – красным, оранжевым, жёлтым – расходятся мощные грозди салюта. Не знаю, как теперь переписалось прошлое. И сколько ещё таких эпизодов впереди. И что останется от города в конце концов. Но за нас я теперь спокойна.

Эпилог

В прихожей многовато обуви. И дома у меня явно готовится еда. Защёлкиваю замок, раздеваюсь наспех и двигаюсь на запах кипящего бульона.

– Если в начале истории были овощи, то в конце они должны выстрелить. Ага! Иначе грош цена всему, – сообщает Эрик, любовно орудуя половником.

Я оглядываюсь в поисках Кости. Казалось, после разгрома сети настанет продолжительный отпуск. Но они опять проторчали в офисе всю ночь.

– Да, суженый твой вырубился. Просил разбудить его… – сдвигает манжету зубами и смотрит на часы. – Вот, через двадцать минут…

– А ты – спать вообще не собираешься, что ли? Ну просто Обломов и Штольц, иллюстрация!

– Ха-ха! Однажды он так и сказал.

И добавляет тише, мельком глянув на меня:

– Ну как там Комаров?

Отпираться бесполезно. Суббота субботой, но я не могла не поговорить для начала с Серёжей наедине и без пожара за окном.

Вылавливаю яблоко из вазы с фруктами. Да, здесь появились не только выходные костюмы в шкафу, но и ваза с фруктами – потому что они полезные. Не могу же я спорить с доктором в таких вопросах…

– Ох… Ну представь… ты не видел человека лет двадцать, а потом приходишь к нему в дом, и он такой: «Садись в своё кресло». А ты впервые в этой квартире, и все кресла там новые… Но ты чётко понимаешь, какое из них – твоё.

– Ха-ха… Или – вы знакомы два часа, а он говорит: «Садитесь в своё кресло».

Эрик выключает газ под кастрюлей и принимается выгружать в посудомойку накопившийся в процессе готовки инвентарь. Я атакую яблоко, начав с более зелёного бока, и смеюсь:

– Да ну… это уж слишком!

Качает головой, я приподнимаю бровь. Он споласкивает руки под краном, усмехается в потолок. Кивает на комнату и передразнивает Костину манеру речи: «Я как раз купил стулья попрочнее, один будет ваш».

Кажется, у меня внутри сейчас кто-то наполняет горячей водой грелку размером со всю меня. Даже не знаю, как называется это чувство. Может, происки пробудившейся сети…

Кстати об этом.

– А ещё, Эрик… Серёжка помнит Гусева. И с бородой, и без. У него прям калейдоскоп из Гусевых в голове!

Хохочет:

– Журналисты, что с них возьмёшь!

– Он вообще теперь помнит всё. Мне кажется, больше меня даже… И так спокойно это принимает…

– Ничего не поделаешь, связь между вами я стереть не могу. Веришь не веришь, а он именно из-за этого всё помнит.

– А ты – помнишь ещё больше, да?

Опускает белёсые ресницы. И выдыхает коротко – самая первая нотка смеха.