— Тринадцатый! — заорал он, бросая машину в корёжащий тело вираж с максимальной перегрузкой. В сторону противника.
— Понял… — донеслось до него словно бы очень издалека.
Был риск, что их угостят ракетой на сближении, но американцы то ли не были готовы к стрельбе, то ли потеряли время, меняя выбранные по умолчанию АМРААМы на «Сайдуиндеры». Кузнецов сквозь вызванную перегрузкой тёмную пелену в глазах увидел мелькнувший, казалось, на расстоянии вытянутой руки раздвоенный как змеиный язык хвост американского истребителя. Американцы, видимо опасаясь оказаться между двумя парами русских самолётов, дали втянуть себя в ближний бой. Высота стремительно уменьшалась, скорость падала, но сейчас это радовало, потому что росла маневренность, а на средних высотах «Рэптору» не сравниться в ней с «сушкой».
Задрав голову в тяжёлом шлеме, Кузнецов держал отчаянно маневрирующий американский истребитель в центре поля зрения, указывая на него компьютеру выбранной им Р-73. Заветные «ПР» [83]
всё не загорались, но его истребитель, как казалось, чудовищно медленно, но неуклонно сокращал угол. Американский пилот, кажется, совершил невозможное, рывком поставив потерявшую скорость машину перпендикулярно потоку, словно выполняя конструктивно недоступный его «Рэптору» «крюк». Ему, очевидно, оставалось совсем чуть-чуть, чтобы выпустить ракету по преследующему его русскому истребителю в заднюю полусферу, AIM-9X допускала такую возможность, и он «перетянул». Мгновением раньше рядом с лежащей на американском истребителе маркой прицела, проецирующейся на забрало шлема Кузнецова, вспыхнули изумрудной зеленью давно ожидаемые им буквы. Повинуясь движению пальца на гашетке, ракета катапультировалась из бокового отсека и устремилась к F-22, скрывшемуся в нижней полусфере.Вспышка взрыва совпала с истошным писком СПО и мигающим жёлтым транспарантом «Пуск!» и комбинацией огоньков, показывающих, что по нему выпущена ракета воздух — воздух «сзади-снизу».
Потом в него попало. Ослепительная вспышка и визжащий грохот заставили истребитель встать на дыбы.
— Отказ РЛС, — произнёс в наушниках бесстрастный женский голос речевого информатора. — Отказ ОЛС. Отказ «гидро».
Кузнецов, зажмурившийся в момент попадания, открыл глаза и толкнул ручку управления от себя, пытаясь проверить, слушается ли машина рулей. Машина тяжело, но слушалась.
— Отказ «электро-один», — продолжал информатор перечислять повреждения. — Отказ «электро-два». Пожар левого двигателя.
На забрале шлема исчезли все отметки воздушной обстановки. Экраны в кабине потухли. В зеркало было видно, как за его самолётом тянется чёрный дымный шлейф.
— «Двенадцатый», ты горишь! — раздался в наушниках голос ведомого.
— Да, я знаю, — пропыхтел Кузнецов, отключая левый двигатель и включая его огнетушитель.
— Отказ «ЭДСУ-один», — сообщил речевой информатор и отключился.
— Кто меня так? — вслух подумал Кузнецов.
— Из первой пары недобиток, — сообщил ведомый. — Прыгай, Игорь, ты теряешь высоту!
Кузнецов покосился наружу и, различив на земле отдельные деревья, со вздохом прижал голову к подголовнику.
— Я Полста двенадцать, — сказал он в микрофон. — Подбит, катапультируюсь.
После этого крепко ухватил торчащие между ног красные рычаги катапульты и рванул их на себя.
13 мая 2015 года, 17.20 по московскому времени. Литва
Последние шесть часов запомнились Олегу как один тягучий и непрекращающийся кошмар. Их бомбили почти беспрерывно. Кругом горело всё, что могло и что не могло гореть: деревья, земля, танки, люди… Пару раз кресты американских «чебурашек»-штурмовиков [84]
выскакивали прямо на их колонну, и огонь многоствольных пушек, даже не пробивая танковой брони, сметал с неё всё: маскирующие покрытия, ящики с ЗИПом, навесные модули динамической защиты. Каждый раз, видя перед собой массивную задницу прикрывающей их «Тунгуски» с грубо намалёванным на ней белым символом «Инь-Ян», Олег испытывал сложные чувства: с одной стороны, только её огонь давал защиту, с другой — для любого американца именно она являлась первой и главной целью. Пока поклонникам буддизма везло. Экипажу Олега — тоже.