Горячий Май

— Поставлю твой любимый вискарь. Ладно, доброго вам пути и лёгкой посадки!..

Антон ушёл. А Май обхватил моё лицо ладонями, пристально вглядываясь в глаза:

— Не хочется дружеских объятий с Тохой перед полётом?

— Не хочется. Лучше я поцелую тебя, Май, и ещё раз скажу, как сильно люблю тебя.

— Сильно?

— Очень сильно… — ответила я и поцеловала любимого.

Глава 63

Прага, лето

Сказка, нарисованная Маем в мечтах, воплотилась в реальность. Как и он сам. Моё наваждение и самый сладкий сон.

Иногда мне кажется, что от меня самой мало что осталось: в каждом биении сердца, и в каждой мысли — его имя на бесконечном повторе.

— Верони-и-ика…

Я поднимаю голову. Май остановился в дверях, прислонившись плечом к косяку.

— Я вдруг вспомнил, что ты мне кое-что обещала. Но так и не выполнила…

— И что же это?

— Ты не нарисовала меня.

Я рассмеялась, отложив карандаш в сторону.

— Врунишка. У меня куча твоих портретов, набросок и зарисовок…

— Это всё не то! — заявил Май, подойдя ко мне ближе. — Ты не рисовала меня… С натуры так сказать.

— С натуры? Прямо сейчас?

— Да. Прямо сейчас…

— Я уже заканчивала, — вытягиваюсь всем телом, наслаждаясь горящим взглядом Мая.

И решаю его немного поддразнить, говоря:

— Да и пасмурно стало, свет неподходящий.

Май подходит к окну, распахивая его. И комната сразу наполняется влажным, свежим воздухом дождя. Вместе с воздухом врывается и оголтелый шум капель: за окном настоящий ливень.

— Так достаточно светло?

Май садится на крутящуюся табуретку и отталкивается от пола ногой, чтобы подобраться ко мне поближе. Он переводит взгляд на рисовальные принадлежности.

— Думаю, что и мне стоит поучиться рисовать.

Я стараюсь сдержать улыбку. Когда у нас будут дети, то они будут просить меня выполнить домашнее задание по рисованию. Потому что уровень рисования Мая — это «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек!»

— Не смейся. Тебе есть чему у меня поучиться, — самоуверенно заявляет Май, подманивая меня к себе пальцем.

Через мгновение я оказываюсь около него. Он тянется вбок, выбирая грифельный простой карандаш и проверяет подушечкой пальца его остроту. Кровь начинает бежать быстрее по венам.

А пульс взметается резко вверх. Краска приливает к коже, потому что в моей голове начинают бродить мысли. И все, как одна, жутко неприличные.

— Закрой глаза, Ника… — просит Май.

Одной рукой он удерживает меня за талию, приближая к себе. Он зажимает мои ноги между колен.

— Я бы начал рисовать тебя с твоего кукольного личика, Вероника, — шепчет Май.

Остриё карандаша скользит по моей коже. Май не надавливает, просто ведёт карандашом по лицу. Он очерчивает контуры моего лица так, словно собирается его запомнить, а потом переносить на холст. Немного щекотно, но жутко волнительно.

Особенно чутко на прикосновения острого кончика карандаша реагируют нежные местечки. Май легонько касается шеи и кожи за ухом.

— Больше всего внимания я бы уделил твоим сладким губам…

Я жду, что он поцелует меня, но Май обводит контуры губ и нажимает острым концом карандаша, заставляя мои губы гореть.

— На тебе опять моя рубашка? — спрашивает Май.

Его высокий голос стал немного глуше. Верный признак того, что происходящее волнует его невероятно сильно.

— Мне нравятся твои рубашки. Они очень удобные и пахнут тобой.

— Да? Верни мне её. Сейчас же.

Я распахнула глаза. Глаза Мая блестели. Мне казалось, что сейчас в его глазах отражаются молнии.

— Жду…

Я подавила волнительный вздох, понимая, к чему приведёт внезапно возникшее увлечение рисованием Мая. Сейчас он казался мне невероятно красивым, как никогда ранее. Он весь был словно оголённый нерв.

Май никогда не прятал свои эмоции, и сейчас тоже не стал этого делать. Он смотрел на меня с жаждой, которая не угасала.

Да, я иногда боялась, что наши страстные отношения, возникшие на почве секса, окажутся недолговечными. Но вопреки всему мы — были и есть. Вместе.

Поэтому мои пальцы, покорные его воле, мгновенно схватились за пуговицы, расстёгивая их одну за другой.

Одна пуговица, за ней вторая… Третья. И моё тело начинает дрожать от предвкушения и томительного ожидания, разливающегося жаром по всему телу. Май смотрит на меня, не шевелясь. Он позволяет мне самой обнажиться перед ним. Я сняла рубашку и протянула Маю. Под рубашкой у меня не было ничего.

— Отбрось в сторону, — мотнул головой Май.

Он нарочно медленно обвёл меня взглядом. Дьявольски прекрасным и ледяным, заставляющим гореть. И моя реакция на него всё та же — острая и невозможно чувствительная. Потому что стоило Маю опустить глаза на грудь, как соски заныли и вытянулись вперёд. Я дышала уже тяжелее, замечая, как меняется его лицо, понимая, как ему нравится то, что он видит.

Май молчит. Слышен только частый перестук капель дождя и мне кажется, что ритм моего сердцебиения подстраивается под этом сумасшедший пульс жизни.

— Можно рисовать дальше?