«Горячий свой привет стране родной…» (стихи и проза)

Бег времени отсчитывая мерно,
Стоят на полках старые часы.
Как много тайн они хранят, наверно,
Какие им, наверно, снятся сны…

На циферблатах медных и картонных

Вся гамма выражений наших лиц;
Условный час застенчивых влюбленных
И нудные минуты продавщиц.

Рассказывают, кашляя устало,

О прошлых днях каминные часы,
И глухо стонет сердце из металла
О том, что гибнут в ржавчине мечты…

Двенадцать. Часовщик сгибает спину…

Ночь на дворе, но нужно сдать заказ —
Он честно платит жизни-господину
За право жить — ценой усталых глаз.

Его искусство — это лишь терпенье,

Упорный труд, а может быть, любовь,
Он видит тайну вечного движенья
Потерянных мгновений и миров.

Он лечит часовые ревматизмы;

Часы должны играть, ходить и бить…
Смешной чудак, он чинит механизмы,
Но жизнь свою не может починить.

О ней уж позаботится, наверно,

Другой искусный, мудрый часовщик,
И маятник отстукивает мерно
Летящий в бездну лет за мигом миг.

Когда ж рассвет в свои права вступает,

Бросая в окна яркие лучи,
Все так же бьют, и медленно вздыхают,
И вспоминают прошлое часы.

Черная красавица

Из тебя не выйдет танцовщицы
Даже негритянского балета,
На тебя глазеют эти лица
Только потому, что ты раздета.

Ты люба измученным от счастья

Пьяного, двенадцатого часа,
Только потому, что на запястья
Ты надела кольца папуаса…

Ночь проходит, хлопая глазами,

Кончен танец страсти и мученья —
Пятна лиц колючими словами
Щедро рассыпают поощренья.

Танцуй и пой, веселая и злая,

Тебя зовет ночной притон господ,
Весь глупый мир глазами попугая
Спешит глядеть на голый твой живот.

Твоя печаль безмерна и бездонна,

В горячем реве ярких медных труб,
Никто не знает, черная Мадонна,
О чем смеешься ты углами губ.

Лишь рано утром, пьяная от шутки,

Безумной шутки прихоти людской,
Ты выплеснешь над личиком малютки
Весь тихий ужас матери святой.

Пусть этот мир безжалостен и звонок

К любви твоей и нежности большой —
Молчи и знай, что черный твой ребенок,
Быть может, будет с белою душой.

Угол города