Горячка

На рынок Степаныч приехал спозаранку. Узнав, что место стоит денег, он решительно повернулся и зашагал в сторону железнодорожной станции. К груди старик прижимал трёхлитровую банку мёда, в меру разбавленного водой и сахаром. Взор его был затравлен и дик. Всю ночь Степаныч рассчитывал, за какую цену ему надобно продать свой продукт, чтобы денег хватило на большого сома, и меньше чем за две тысячи рублей отдавать своё добро не собирался.

«А может и две с полтиной дадут, – мечтал Степаныч, уже трясясь в зябком утреннем автобусе. – Тогда ещё папирос себе прикуплю, с фильтром, и колбасы…»

Торговать на самой станции Степаныч не решился. Он занял позицию в ста метрах от неё, на узкой асфальтовой дорожке, прорезающей небольшую рощу. Там, он начал стыдливо предлагал свой товар торопливо снующим туда-сюда людям. Заискивающе глядя в им глаза, старик робко протягивал свою банку, шепча нечто нечленораздельное, а потом, видя, что от него шарахаются, хмурился и слал в спину приглушенные проклятья.

Несколько раз на горизонте мелькал полицейский патруль, и старик срывался с места и гигантскими прыжками мчался в кусты, где и отлёживался, пока горизонт не расчищался. После третьей такой «лёжки», грязный, жалкий и разъярённый, Степаныч уже не заискивался перед прохожими, а грубо совал им свою банку прямо под нос. Когда же те, вполне ожидаемо, пытались улизнуть, старик начинал злорадно смеяться и от души посылал их ко всем чертям, потрясая вслед кулаком.

Промаявшись, таким образом, до полудня и обессилев до дрожи, старик свернул с большой дороги, понуро прошёл в дальний конец рощи и присел на трубы теплосети. Там, без понимания и вкуса, он в один заход выпил припасённые 300 гр. самогона, грустно зачерпнул пальцем из банки немного мёду и уныло захрустел сочным яблоком.

– Сукины дети, – бессильно клял он на все лады нерадивых покупателей. – Я им, блядям, со всей душой, свой наилучший мёд втюхиваю, а они, гниды сухопутные, нос воротят, будто я им дерьмо какое сую… Демократы хреновы… И куда я теперь с этим мёдом?.. Куда?! Мне сом нужен, а не мёд этот, провались он пропадом…

Старик с отвращением посмотрел на свой товар и пригорюнился. Но, самогон уже растекался по жилам, будоража ненасытную его кровь и отгоняя тоску…

Через пять минут, порозовевший Степаныч пружинисто поднялся, протёр банку мёда от прилипшей к ней грязи и твёрдо двинулся обратно.

– Мёд! Кому мёд! – громко начал вещать он, стоя у края асфальтовой тропы. – Отличный мёд! Замечательный мёд! От всех бед, от всех болезней!

А ещё через пару минут, сам того не заметив, Степаныч, как заправский зазывала, перешёл с прозы на стихи.

Мёд сладок да гладок,

Банку съел и порядок!

Не горчит, не перчит,

Глаз горит, хер торчит!

Говоря это, старик, выделывая ногами замысловатые коленца, так что прохожие так и покатывались со смеху. Сразу несколько человек согласились понюхать предложенный Степанычем продукт и тот, окрылённый, наддал жару:

Заболел? Рецепт простой!

Мёд военно-луговой!

Он от триппера, от гриппа,

Пердежа и гайморита,

Всю семью излечит враз,

Вместо тысячи лекарств!

Хош – соси, а хочешь – жуй,

Но поможет ВСЁ РАВ-НО!!!

Через пять минут, подвыпившая компания москвичей, насмеявшись до упаду и сделав со стариком несколько фотографий, купила вскладчину банку мёда за три тысячи рублей, вдобавок одарив Степаныча начатой пачкой сигарет. Не веря своему счастью, старик быстро пересчитал деньги, воровато оглянулся, сунул бешенные тысячи куда-то за пазуху и крупной иноходью двинулся к рыбным рядам.

– Учитесь, – радостно бурчал себе под нос расправивший крылья атлант. – У-ЧИ-ТЕСЬ!.. Я вам покажу, коекакеры!.. Три тысячи!.. ТРИ, как одна копеечка!.. И сигареты!.. Мать честная!.. Так жить можно!..

С сомами проблем не было. Степаныч быстро приобрёл внушительный экземпляр с великолепными усами и сунул его в рюкзак. Затем, чувствуя себя заправским богачом и кутилой, старик на оставшиеся деньги купил себе круг чайной колбасы, два блока сигарет, пакет пряников, свежий хлеб, пачку приличного чая и, неслыханную роскошь, литровую бутылку хорошего пива прямиков из холодильника. Сев в автобус и скрутив с бутылки крышку, старик жадно припал губами к живительной влаге и пил до сладостной икоты и выступления крупных слёз.

– Накоси-выкуси, Куликин, – беззвучно шептал он всю дорогу домой. – Пиздец тебе, земноводное! Натурально пиздец… Туши огни, гнида бесхребетная, ледокол Красин прёт!..

Дома, сунув сома в старый как мир холодильник, где кроме него ничего не было, старик устроил себе небольшой пир, после чего, окончательно раздобрев, начал готовить операцию.