Горячка

Старик завистливо присвистнул. В последнюю свою ночную рыбалку, они со сторожем так напились на небольшом острове посреди озера, что проткнули топором взятую на время надувную лодку, сожгли одно весло и так перепутали свои снасти, что выбросили их к чёртовой матери. Вдобавок ко всему, отплывая утром «на материк», они начисто забыли залить водой остатки костра, так что к вечеру следующего дня, небольшой торфяной островок был весь окутан едким дымом.

Торф тлел степенно, так что огню потребовалось почти две недели, прежде чем на месте крохотного зелёного оазиса, на поверхности воды образовался горелый блин, с обугленными остовами берёз и зияющими ямами, в которых застыла черная и тягучая, точно нефть, вода.

– Тогда передавай привет… Как вернётся, – весело подмигнул сторожихе Степаныч, хотя у самого на душе кошки скреблись.

– Передам, передам, – ухмыльнулась Галина, подперев свои могучие бёдра столь же могучими руками. – Смотри в навоз не наступи…

Пропустив мимо ушей обидную реплику, старик, битый, но не побеждённый, обогнул сторожку и пристроился в хвост очереди в магазин, – последней его надежды на халявное спиртное. Тут, разморенной зноем толпе, ему не раз удавалось завязать разговор с нужными людьми и, взамен, бесплатно угоститься холодным пивом. То были его охотничья угодья, и он окинул их одним опытным взглядом старого браконьера, чтобы понять, кто станет его жертвой. Но, увы, этим утром фортуна окончательно отвернулась от Степаныча. Во всей очереди почти поголовно стояли одни бабы, а один мало-мальски подходящий мужичок, с глазами грустными и прозрачными как сентябрьское небо, купил шесть пачек сливочного пломбира и печально удалился.

– Тьфу, неладная, – сплюнул старик и нехотя побрёл домой. – Никакого житья трудовому народу… Ни тебе поспать, ни тебе выпить… Ладно, хоть чаю с мёдом употреблю… А Славка, паскуда, пусть мне только на глаза попадётся… Вспорю!..

Степаныч схватился за рукоятку самодельного ножа, что вечно болтался у него на ремне и глаза его потемнели от праведного гнева. В этот момент, его и нагнала машина. Старик, который уже и думать позабывший про своё утреннее приключение, забавно подпрыгнул, когда его внезапно окликнул знакомый голос.

– Василий Степанович! Держите! Всё как вы заказывали… Хлеб и консервы… Мы только не знали белого вам или черного, так что держите оба.

С этими словами, Кузнецов сунул через опущенное окно Степанычу в руки восхитительно пахнущий свежей сдобой пакет. Совершенно растерявшийся старик что-то прошамкал в ответ, но Кузнецов испуганно замахал руками:

– Что вы, что вы!.. Какие счёты! Такая мелочь… Ничего не нужно… Хорошего дня!..

Словно боясь, что старик передумает, Кузнецов быстро включил скорость и умчался.

Когда пыль осела, Степаныч недоверчиво обнюхал наисвежайший батон, помял в жадных ладонях ещё тёплую, пахнущую кислинкой половинку чёрного, настойчиво постучал жёлтым ногтем по банке черноморских бычков в томатном соусе, точно желая знать, есть ли кто дома, а потом с чувством выдохнул:

– Нет, ну, точно евреи!

Сом

– Врёшь, – внезапно сказал Куликин. Его рыбьи глаза дрогнули, ожили и трудом сфокусировались на окаменевшем лице Степаныча.

– Что?.. – недоверчиво прохрипел старик, вздрогнувший как от пощёчины. – Что-что?..

– Врё-ёшь, – отчётливо повторил Куликин. – Нет тут никаких сомов, и никогда не было. Не мог ты никого тут поймать ни такого, – Куликин широко развёл в стороны руки, – ни вот такого, – он уменьшил размер воображаемой рыбы, – ни даже вот такусенького.

Куликин свёл большой и указательный пальцы левой руки на ширину спичечного коробка и поднёс их к самому носу оторопевшего от такой неслыханной дерзости Степаныча.

Все замерли… Сквозь протяжный стрекот кузнечиков, стало вдруг отчётливо слышно, как за лесом, на дальнем поле, натужно гудит комбайн, собирая на силос незрелую кукурузу. Бывший моряк Северного военно-морского флота шире расставил ноги, сочно сплюнул под ноги и прищурился. Его узловатая, точно морёная коряга рука поправила ремень и, словно невзначай, коснулась истёртой рукояти уродливого самодельного ножа.

– Так, значит, вру?.. – переспросил он сквозь зубы, не то с угрозой, не то с надеждой.

– Врешь, – безучастно кивнул Куликин и широко зевнул. – Как пить дать. Нет тут сомов.

Степаныч издал сдавленный рык и шагнул вплотную к своему обидчику, надеясь его запугать, но безрезультатно. Минутный всплеск жизни уже покидал тучное тело Куликина и им вновь овладевал бесконечная сонная апатия.

Старик затравленно огляделся. Много мыслей роилось в его косматой голове. И ещё больше изощрённейших флотских ругательств готово было сорваться с его острого языка, но он молчал, ибо давно и крепко усвоил простое правило своего давнего наставника, мичмана Зуева – «Можешь вдарить – вдарь, а не можешь – молчи!»